– Одно только не пойму, чего Нюрка домой не возвертается? С бабкой-то ладно, а брат с сестрёнкой как же? Мож, он приколдовал её?
– Да не колдун дядька Митрич! Он лекарь! Да и зачем ему Нюрка? Я и травы лучше ищу, и отвары лучше делаю, а в кузнице от неё вовсе проку никакого!
– Но ведь не выгоняет он её!
– Не выгоняет, – упавшим голосом пробормотал Фёдор. – Вот убей не пойму, почему?
Игнат, заинтересовавшись их разговором, отстал от ребят, а теперь, глумливо усмехаясь во весь рот, высказал:
– Молод ты ещё, Федька, молод и глуп! Вот подрастёшь чуток, поймёшь, чего он её не гонит.
Антоха набычился, но смолчал, а Федька неожиданно осадил насмешника.
– Это я и сейчас понимаю, но Митрич мог бы давно жить с ней, как мужик с бабой, а живёт, как брат с сестрой, али отец с дочкой. И не глупый я, а, как Митрич сказывает, бесхитростный. Нетути во мне житейской смекалки, хитрости нету! А вот в тебе, Игнашка, чего больше – хитрости али ума?
Игнат остановился и растерянно посмотрел на Фёдора, не зная, что ответить. Но Федьке этого и не требовалось.
– Да неважно, Игнашка, Митрич сказывает, и то и это плохо. Хитрость сама себя может перехитрить, а от лишнего умствования с ума часто сходят.
Федька зашёлся радостным смехом, а Игнат стоял, набрав в грудь воздуха, и никак не мог придумать, что лучше ответить. Когда смеялись уже все, покрасневший Игнат выдохнул воздух и проворчал:
– Митрич сказывает, Митрич сказывает… Понабрался хитрости у чёрта мохнатого!..
– Уел, уел Федька Гната! – веселился Санька. – Вот не думал, что такое увижу! Нет, хорошо всё ж таки кузнец учит, правильно.
Игнат видел смеющегося Антона, заливающегося смехом гордого Федьку, согнувшегося от хохота Саньку и сам начал посмеиваться. Серега, что почему-то сидел на земле, откинув темноволосую голову назад, и заразительно громко хохотал в светло-голубое небо, заставил Игната звеняще расхохотаться над собой и над своим посрамлённым самодовольством.
Вскоре на горизонте показался Холм Древних Воителей. Антоха на время выкинул из головы мысли о Нюрке и принялся рассказывать древнюю легенду, которую в селе знали все, но послушать хорошего рассказчика всегда готовы: особенно мальчишки, особенно о подвигах. А Антон рассказывать умел.
И вот уже вокруг пылили на конях басурмане, летели стрелы, звенело железо, раздавались жалостливые крики, предсмертные хрипы, катились отсечённые головы, падали отрубленные руки, сжимавшие сабли и луки. А у подножия величественного холма стояли десять русских воинов, облачённые в кольчуги и шишаки.