* * *
11/10/10
Слабость вопреки
Недавно выложила в фейсбуке цитату Октавио Паса: «Когда общество делает всё, чтобы обезличить нас, что не так с сильным, сведущим, ответственным „я“, плачущим в темнеющей глуши?» Нада Гордон возразила мне: «А что не так со слабым, невежественным, безответственным „я“?» Критика Нады к месту: признавать, что нужно быть сильными, сведущими или ответственными, чтобы иметь право высказываться, означает принимать риторику западного капитализма, отрицающего инаковость и подавляющего целые пласты человеческого опыта. Вот к чему я вела в посте о выставлении чувств напоказ и возвышенном страдании: демонстративное принятие собственной уязвимости и разъебанности, смущающее и оскорбляющее всех блюстителей нравов, – мощная феминистская стратегия. Писательство – тяжелая работа, я не понимаю, как можно писать с позиции слабости. Иногда я могу начать с этого, но акт присвоения слов ставит меня в позицию силы. Отрицание поведения или переживаний, которые считаются слабыми или «феминными», – это не феминизм и не квир, это гетеронормативность до мозга костей. Как и Кэти Акер, я желаю трепетать и наводить ужас в едином вдохе.
В посте о квир-негативизме в творчестве Джудит/Джека Халберстама Джеки Вэнг использует фразу «гегемония счастья»:
Для меня этот вопрос сводится не к выбору между надеждой и цинизмом, а к тому, чтобы найти способ противостоять этой тенденции к нормализации с позиции привилегированной аффективной реакции / привилегированного отношения. Это вызов гегемонии счастья, которая вежливо называет сумасшедших, злых, разъебанных этим миром людей недостаточно полноценными, чтобы функционировать в мире или быть его частью.
Когда я прочла пост Вэнг, выражение «гегемония счастья» закрутилось в моей голове как мантра. С тех пор, как я пишу книгу о воззрениях и субкультуре нью-эйдж – и с тех пор, как мне приходится иметь дело с жаргонизмами Буддиста (например, «пространственность») всякий раз, когда мы ссоримся, – от упоминания покоя, счастья, бескорыстия и любого другого «позитивного» свойства как горшочка с золотом в конце духовного/терапевтического пути меня тянет блевать. Я не хочу быть несчастной. Но я хочу принять разъебанность, двигаться к такой зрелости и такой силе, которые подразумевают выражение слабости и непристойного содержания любого толка без стыда; хочу позволить себе всю звучность бытия женского субъекта (и любые другие категориальные прилагательные, которые ко мне можно применить), живущего в разъебанной стране, в разъебанном мире, в XXI веке. Пускай каждая из нас станет головой единого квир-создания, которого Джудит Халберстам называет «чудовищным существом, противостоящим глобальному капитализму»: