– Мактуб, – повторил Адин, и звук собственного голоса заставил опомниться.
Никак сам Шайтан с ним играет!
Немедля он вскочил на ожидавшего приказа верблюда, желая скорее покинуть чарующее место, и направился к дому. Позади всплакнула скрипка, ей подпели флейты, и на душе бедуина вдруг стало тоскливо. Плач стихал, Адин удалялся, не обернувшись.
Полы родного шатра приветственно распахнулись, впуская хозяина в свою тишину. Адин снял куфию1 и рубаху, оставшись в одних штанах, и умыл лицо, охлаждая разгоряченную голову. Это только мираж – он почти ничего не ел и не пил сегодня, вот сознание и сыграло с ним злую шутку. Нужно поесть и хорошенько отдохнуть, тогда её образ (даже в мыслях он не смел более произносить Имя) покинет его, останется таким же недосягаемым, как и она сама. Его хрупкая, манящая роза.
Адин опустился на пол, намереваясь забыться сном, но дрёма не шла. Ровно две луны назад здесь была Она, ровно на том же месте, где сейчас лежит он. Ткань импровизированной постели будто сохранила ее тепло, а тонкий аромат амбры распалял мысли, что он так старательно гнал.
В ту ночь Адин (посмел!) опуститься рядом с ней спящей и дать волю взору. Прекрасна… Он не имел права любить ее руками, и потому любил взглядом. Любил эти скрывающие бездонный черный омут веки, любил нежные губы, так ласково зовущие его: «Адин…». Любил непокорные плечи, которых не коснется никогда; любил белый шелк груди, вздымающийся так часто, словно она чувствовала его присутствие.