– Спасибо, – искренне выдыхаю.
Его серо-карие глаза блестят в дневном свете.
Мужчина наклоняется вперёд. А я, не мигая, врезаюсь в него взглядом. У нас будто идёт борьба. Кто первый отведёт взгляд – проиграет.
И это делаю я, когда его губы уже почти достигают моих.
Жар от его тела отрезвляет.
И я делаю стремительный шаг вправо и убегаю, на выходе кидая смущённое:
– Приятного аппетита.
Выбегаю из палаты, хватаюсь за сердце. Не от того, что мне плохо. Хотя…
Мне хреново. От его стука. От агонии, в которой оно бьётся.
Грудную клетку сдавливает так, будто я сейчас умру.
Кислорода не хватает, и я пытаюсь прийти в себя.
Жуть. Какая-то жуть…
Это что, разочарование? От того, что не позволила себя поцеловать?
Возможно…
Но ты ведь хотела этого, Ярина? Хотела…
Жутко хотела и… теперь чувствую себя погано. Я никак не отблагодарила его, ещё и обломала себя. Или спасла?
У меня никогда не было случайных связей. Да, был секс, но… Для меня это странно. Вот так, с первым встречным… Но тянет меня к нему как магнитом.
Через полчаса я уже хочу вернуться к нему в палату.
Но меня останавливает Иванов. Не даёт вернуться, сделать ошибку. А я почти собралась. Но начальник ошарашивает. Просит прощения за инцидент. И бросив несколько слов, обиженный, уходит.
Его гордость задета.
И в этом постарался Бодров?
Опять становится тепло.
Необычное чувство… Меня никто и никогда не защищал. Отец, наоборот, спускал всех псов на меня, даже если я никак не фигурировала в истории. И в этом случае он встал бы на сторону начальника, обгадив меня с головы до ног.
Так уже было.
Когда сын его партнёра стал моим первым мужчиной, и мы разошлись… В этом тоже оказалась виновата я. Раз не смогла удержать такого мужика. Бесполезная, никчёмная. Ещё и девственность потеряла. Цена на меня сразу стала ниже в глазах отца.
А тут…
Опять становится плохо. За рёбрами творится что-то неописуемое. А в животе… Бабочки одна за одной поднимаются и порхают.
Витаю в облаках до самого вечера. И буквально сгораю, будто меня накачали несколькими литрами возбудительного. Пульс весь день выше нормы, а щёки горят как ненормальные.
Бью себя по щекам перед его палатой. Уверенно захожу, оставляя ужин на столике. Мужчина снова стоит у окна, будто выискивая там что-то интересное. Не смотрит на меня. Но такое ощущение, что на коротко стриженном затылке всё равно присутствуют опасные, сводящие с ума глаза.