Не понимаю я его.
Он же ничего мне не сделает?
Такой опыт у меня впервые. Я вообще только недавно закончила медицинский, с трудом, в тайне, поскольку отец заставил идти в юриспруденцию. И практики у меня мало – я всего лишь медицинская сестра, делающая уколы, перевязки и ухаживающая за больными.
А тут…
Я не знаю, как реагировать. Но жутко страшно, несмотря на то что он мне ничего не сделал. И отторжения нет. Наоборот, все органы скручивает.
Захватывающее чувство.
Почему? Не понимаю.
Пугать должен. И делает это, но необычно. По-другому.
Это страх перед неизвестностью.
– Кому-нибудь из моей семьи сообщили, что я здесь? – голос прорезает тишину, и я вздрагиваю.
– Нет, в бланках написано, что родственники извещены не были…
Обязательно ему разговаривать именно так?
Взгляд врезается в его губы. И тут же летит вверх, к его глазам. Он же всё видел!
– Мне… как раз нужно будет узнать контакты ваших родных и сообщить, что вы здесь.
– Нет, – жестко, холодно и бескомпромиссно выдаёт.
Внутри всё леденеет. Даже резинка у меня на волосах не выдерживает, спускаясь по волосам. Они у меня густые, тяжёлые, неудивительно, что в такой позе причёска распустилась, и тёмные локоны ложатся рядом с его лицом.
– Никому сообщать не нужно, – опять доносится из глубин его горла.
Мамочки… Какой же у него глубокий, хриплый голос.
Хочется обмякнуть на мужчине, но я быстро прогоняю эту навязчивую мысль.
Что вообще происходит в моей голове?
– Я вас поняла. Отпустите? Мне нужно поставить капельницу.
Не очень удобная поза для разговора.
И снова эта тишина.
Высвобождаюсь аккуратно.
А его свободная ладонь вдруг поднимается, пальцами проникая в мои волосы.
Так и хочется спросить, что он творит?
– Капельницу? – говорит так, будто высмеивает это слово. Ладонь уже плотно закапывается в причёску, а пальцы давят на затылок. – Секс – лучшее лекарство от любой болезни.
Он надавливает так сильно, что руки подкашиваются. Он сам чуть приподнимается, кривится от боли в сломанных рёбрах и вдруг целует меня.
Целует!
Нагло, беспардонно.
Но так страстно, горячо…
Прикрываю глаза, не ведая, что творю.
Это не первый мой поцелуй. Но такой жадный, взрослый, словно выдержанный, как вино…
Ладонь с запястья пропадает. Опускает меня на спину, тут же залезает под кофту. Мурашки от очередного прикосновения осыпают всё тело. А я сама напрягаюсь. Соски твердеют, внизу живота сладко тянет.