– Здрасьте, – неуверенно кивнул ему Гриша. Внешность гостя показалась ему знакомой, но откуда он мог его знать?
– Приветствую, – меланхолично отозвался тот. – А где Федор?
– Кто?
– Андрей Федорович. Это я его так зову.
– Ушел на совещание… в партком. Или горком. Какой-то ком.
– А ты кто? – спросил тот почти равнодушно.
– Стажер. Гриша. Гранкер. То есть Гранкин. В смысле, Гранкер.
– Аа, – разочарованно протянул мужчина. – Еще один инвалид пятой группы? Гидра сионизма проникает в наши сплоченные ряды? Понятно.
Гриша решил не возражать. Голова мужчины какое-то время помаячила в проеме двери, а затем вплыла внутрь, затягивая за собой остальное тело.
– А я Владимир Шрудель. Можно просто Вова. Слыхал, наверное?
– Вова? – неуверенно переспросил Гриша.
– Нет, имя Вова ты наверняка слыхал. Я про Шруделя.
– А-а… кажется, Георгий Ильич говорил.
– Да? – снова равнодушно спросил мужчина и вдруг резко, почти по-собачьи, почесал небритый подбородок. Флегматичность в нем легко уживалась с нервозностью.
– Да… – неуверенно ответил Гриша. – Сказал, что «мне уже хватает Шруделя… потом… эээ… Вальдемара…».
– Вальдмана, может?
– Да-да, Вальдмана… и этого…
Вспоминая, Гриша защелкал пальцами.
– Гурфинкеля?
– Точно.
– Гм, – задумчиво хмыкнул тот. – В чем-то он прав. Ладно. Что кропаешь, товарищ Гранкин-Гранкер?
– Да вот, – смущенно протянул Гриша свой материал Шруделю.
Тот внимательно прочитал написанное.
– Редкостное по своей убогости говно, – сказал он, возвращая листки.
– Извините, – обиделся Гриша, – но, по-моему, ваши статьи – тоже не Пушкин.
– Читал? – немного удивился собеседник.
– Что-то читал, – сказал Гриша, хотя ничего не читал, но в том, что Шрудель – не Пушкин, он был уверен и безо всякого чтения.
– Да, не Пушкин, – согласился новый знакомый после паузы. – Но это осознанный шаг. В какой-то степени дело всей моей жизни.
– В чем же оно заключается? – хмыкнул Гриша.
– Я сознательно гроблю свой талант и опускаюсь на дно литературного болота.
– А цель?
– Цель – угробить свой талант и опуститься на самое дно литературного болота.
– Логично.
– Пойми, старик, – снисходительно, но все так же грустно продолжил Шрудель, – что в наше время это фактически подвиг. Многие талантливые люди гробили и гробят свой талант неосознанно, всячески сопротивляясь этому процессу и даже отрицая его. А я это делаю осознанно, со знанием дела, потому что, если вовремя не угробить свой талант, он начнет давать ростки и пробиваться сквозь асфальт вот этой макулатуры.