При взгляде в темное окно,
Что час настанет и преставиться
Мне как и прочим суждено.
И я в таком благообразии
Улягусь меж скорбящих глаз,
С одной последней мыслью – разве я
Был в жизни хуже, чем сейчас?
* * *
И угораздило родиться,
Мне совершенно не годится
Ни эта серая столица,
Ни этот день, ни этот год.
Ни это небо в ля миноре,
Ни это слово на заборе,
Ни эта горечь в помидоре,
Ни эта мысль, что все пройдет.
* * *
Ах, где вы, безумно-бессонные ночи,
Которые мы, пионеры рабочих,
Сумели пропеть до утра?
Все кануло в Лету, прошло, миновало,
Исчезло, исчерпалось, скрылось, пропало,
И носит названье вчера.
* * *
Чего от жизни ждать хорошего?
Тому и быть, что суждено.
Нисколько ни орел – воробышек,
Влетел в открытое окно.
И взглядом мудрого прозектора
С надменным клювом вместо губ,
Он отразил в разбитом зеркале:
Где стол был яств, там будет труп.
* * *
Унылой зелени осенней
Не для гербария листы.
Они как весточки о тлене,
Как панацея от забвений,
И оберег от суеты.
Спадут листы, тоску я скину,
Возникнет зимняя картина,
И вечерком у камелька
Открою новую страницу,
И так заполню, чтоб гордиться
Своей фамилией на «Ка».
* * *
Я ступаю на Аничков мост,
Будто снова бреду по Парижу,
Точно так, как придя на погост,
Вычисляю, а кто еще выжил.
Грусть печальная, анахронизм,
На заре двадцать первого века,
Когда все познают дзен-буддизм,
Жить как словно духовный калека.
Надо срочно очистить свой мозг,
Просветляя астральное тело.
И в преддверии метаморфоз
Никогда не бросать это дело.
* * *
Мы не грязь, мы алмазы в пыли,
Славен тот, кому хватит извилин,
Пусть ценою огромных усилий
Умудриться поднять нас с земли.
И откроется тысяча граней,
Как они заиграют, искрясь…
Только вряд ли хоть кто-нибудь станет
Под ногами разглядывать грязь.
* * *
Отнюдь не сахарный балтийский месяц март,
И снега серого обмякшие обноски.
Афиша в инее, где Новый Рижский театр,
На ней два имени: Барышников и Бродский.
Спешите видеть, как стареющий танцор
Стихами умершего друга и поэта
Без толку борется со смертью, фантазер,
И иллюстрирует в движеньях танца это.
В стихах у Бродского – как страшно умирать,
На сцене – пластика Барышникова, эхо.
И нет понятия, где Божья благодать,
В развалах жизней изощренных и успеха.
Невольно вдумаешься: каждому – свое,
И уготован всем конец согласно вере.
Вдвойне блаженен, кто уйдет в небытие,
Улыбку счастья на уста свои примерив.