– Что вы снова замышляете? А если она участница культа? Вдруг что-то подчистит…
– За пчелой пойдешь – до меду дойдешь.
Граус странно на него посмотрела, осознав смысл, но после продолжила:
– Хорошо, а если она жертва? Вы не думаете, что приводить сюда девушку, потерявшую память от пережитого шока, – плохая идея? Это как минимум неэтично, даже жестоко.
– Неворошеный жар под пеплом лежит.
– У вас на любой случай пословица есть? – вскинула бровь приставленная.
– Слово толковое стоит целкового, – Юст нагло улыбнулся и, достав из мешочка цигару, попытался закурить.
– О, Матерь… – протянула Грус, но вмиг осеклась, посмотрев на Штадраута.
Мужчина застыл, глядя на женщину, моментально забыв про горящий серник.
– Сделаю вид, что не слышал этого, – тихо сказал Юст, наконец выйдя из оцепенения, и направился в поместье следом за светлой.
Быстро пройдя по коридорам, где уже слонялись гончие, мужчина заметил силуэт и стал медленно идти поодаль, будто выжидая от нее каких-то действий. Флявия стояла неподвижно около одной картины, пока не сделала несколько шагов назад и не повернула голову вбок. Юст, наблюдающий за этим, непонимающе вскинул брови.
Неожиданно Элсдаар резко обернулась и направилась куда-то вниз по лестнице, через арку. Быстро сбежав по ступеням, она снова засмотрелась на одну из картин. В этот раз и Штадраут пытался увидеть в ней то, что она так ловко замечает. Вновь наклонив голову, девушка прошипела что-то вслух и повернула голову налево, туда, где коридор был скрыт во тьме. Она шагнула в него и через мгновенье скрылась в проходе. Юст бесшумно спустился по лестнице и последовал за ней.
Долгое странствие от картины к картине привело ее в ритуальный зал. По центру располагался огромный жертвенный стол. Следы запекшейся крови будто бы стекали на пол, выложенный мозаикой со сценами разделения миров. На основании стола было высечено божество, некогда пришедшее в мир смертных. Флявия подняла голову и заметила фреску. Глубокие трещины в стене изуродовали эпическое изображение. Подойдя ближе, девушка заметила язык древних темных и прочла вслух: «Он есть конец».
– Это что, Курсаал?
На картине изображался мужчина в образе первородного темного, что крайне смутило светлую. Она знала, что смертные попытаются пофантазировать над внешностью богов, но не думала, что их разум будет столь ограничен.