– Конечно твоя! – чуть ли не пыхтела от возмущения Амелия. – Если бы не Рамиэль, лишился бы Эльдор третьего отпрыска! Да тебе на него молиться надо, а не таскать в ангары с утра пораньше!
– С чего бы?
– Рамиэль вечно тебя спасает, вечно! Их Величества до сих пор безмерно благодарны Рамиэлю, – она гордо подняла голову. – Он привел тебя прямо им в руки! Оберегал всё детство! Скромный, образованный, смышленый…
– Вы меня перехваливаете, – наигранно смущенно махнула рукой та самая «Милость».
– Я тоже так считаю, – робко вмешался Каин.
– Но можете продолжать, ведь правда сродни голосу Божьему.
Принц окинул его недовольным взглядом. Рамиэль в ответ лишь привычно сощурился.
Ведь никому уже не узнать, что осужденный еретик, прослывший спасителем, чуть не погубил принца у той самой кельи.
Он действительно тот ещё дьявол…
Страх. Тягучий, перекрывающий горло и не дающий вскрикнуть. Каин никогда еще не был настолько напуган. Рядом всегда были няни, горничные, стража, братья и родители – ничего не давало повода для этого жуткого чувства. А сейчас он один. Вокруг ни души.
Мальчик начал слегка дрожать. Закрытые чужой рукой глаза наполнились слезами, но он стоически не давал им скатиться по щекам.
Человек же молчал, будто прислушиваясь ко всему вокруг. И к нему, и к звукам, доносящимся из храма.
Начались песнопения в честь дня рождения третьего принца.
Тихий всхлип заставил юношу отстраниться. Он присел на корточки возле Каина и взял его лицо в свои ладони. Мальчик напряженно всматривался в бирюзового цвета глаза, что теперь казались ему пугающе яркими. У людей не может быть такой цвет глаз.
– Тише, чего ты плачешь? – он стер большими пальцами несколько слезинок. – Ну-ну, неужели я такой страшный?
Вновь добрая улыбка – и глаза уже не кажутся такими пугающе сверкающими. Каин снова пару раз всхлипнул и отрицательно покачал головой. Человек был скорее странным, непредсказуемым и опасным. Но никак не страшным. По крайней мере внешне. Он ведь об этом его спросил?
– Как… – икнул Каин, пытаясь восстановить сбившееся от сдавившего в груди плача дыхание, – тебя зовут?…
Почему-то это очень сильно волновало мальчика. Человек постоянно обращался к нему по имени, но своего так и не назвал. Это тоже было странно. Он вообще будто стал воплощением всей странности Вселенной.