А над миллионом народа, над залитою дочерна великою Красной площадью, на которой, покачиваясь, ходят грозди красных и голубых шаров и незыблемо возвышаются под «Мининым» серые спины и синие шапки, с султанчиками молодцов-жандармов, – стрельчатая, увенчанная золотым орлом Спасская указывает на черном великом круге золотою стрелою – три!
Федя в толпе, и его оглушает и гоготом, и писком, и щелканьем, и треском, и свистом-ревом – всем миллионным гулом народной Вербы. Сверкает и плещет в ветре, пестрит и колет бумажными цветами, вязками розочек иконных, пузатыми кувшинами с лимонадным морсом, стеклом и глазастой жестью, сусалью и подвесками, качающимися лампадками на цепочках, золотом-серебром на солнце, ризами и цветными поясками, пущенными воздушными шарами, яркими лоскутками… – звонкою пестротою торга. Кружит глаза и уши «летающими колбасами» с визгом, «тещиными языками» с писком, издыхающими чертями, свинками, русскими петрушками, «американскими» яблочками на резинках, трескучими троицкими кузнецами, дудками и барабанчиками, пистолетиками, свистульками, щелкунами, ревущими медведями, бякающими барашками со скрипом, барабанною дробью зайчиков…
Многоглавый и весь расписной Блаженный цветет на солнце над громким и пестрым торгом пупырьями и завитками, кокошничками и колобками цветных куполов своих – главный хозяин праздника. Глазеют-пучатся веселые купола его, сияют мягко кресты над ним, и голубиные стаи округ него. Связки шаров веселых вытягиваются к нему по ветру. А строгие купола соборов из-за зубчатых кремлевских стен, в стороне от крикливой жизни, не играя старинной позолотой, милостиво взирают на забаву.
Взглядывают на них от торга – и вспоминают: «Пасха!» И на душе теплеет.
А Спасская выбивает переливом – третью четверть. «Пора к Вербам!..» – спохватывается Федя, и у него замирает сердце.
Он представляет себе тоненькую фигуру Нины с длинными темными косами, милое личико, нежное, снежно-восковое, маленький ротик-губки, жемчужно белеющие зубки, остро закинутые брови и быстрые синеватые глаза, умные-умные, от которых он все робеет, не в силах оторваться. Он видит даже, как встряхивает она головкой, и косы ее летают… как она чуть косится, оглядывая себя и щурясь… Какой уже раз он вспоминает:
«Сама спросила: «Вы будете на Вербе?» – и первая же сказала, что непременно будет… – «В четыре… непременно?» О чудная, неземная… Ни-на!..»