– Тогда я тебя просто задушу сейчас и сам умру! – Он хотел схватить меня за горло. Я как-то выскочила из его цепких объятий и что было силы, закричала:
– Попробуйте, но не получится! Вы же меня любите! Но я предвидела этот вариант и оставила письмо у сестры, на случай моей гибели – просила послать его, куда надо, – я всё это не говорила, а выплёвывало, язык не слушался меня, губы дрожали. Я уже была сама не своя от ужаса и отчаяния. И в то же время, я обезумела от желания близости! Что со мной творилось? Вот и пойми этих женщин, думают одно, говорят другое! Но меня очень злило и подстёгивало к возмущению то, что он решил, будто я уже стала его собственностью! Раздираемая на части противоречивыми чувствами, мне хотелось крикнуть: «Да приласкай же ты меня, приласкай!». Но я молчала.
Он пришёл в себя и вновь стал ныть, словно щенок: не сможет без меня, умрёт. Я же в истерике стала смеяться, и не могла никак остановиться, хотя понимала – нельзя его сейчас злить, надо чем-то другим разрядить обстановку!
Наши отношения с ним напомнили мне о любви немецкого композитора Мендельсона к шведской певице Джени Линд. Он был старше её на одиннадцать лет. У нас была разница – на пятнадцать! Почему она не ответила на его чувство, не понятно. Но он её любил, говорил, умрёт, если она не станет его женой. Она отказала, и он, действительно, вскоре умер. Может, она его любила, да что-то препятствовало их счастью? Он же предложил ей убежать с ним в Америку. Не от брачных ли уз? Если так, то её отказ менял дело. Тогда это просто очень грустная история, почти, как у нас с моим шефом, нет – нет, с моим сумасшедшим Сашенькой. Но было и различие, композитор никогда не добивался её силой. А этот великан делал с маленькой девочкой, всё, что хотел… А меня это уже стало беспредельно злить. Во мне проснулся дикий инстинкт самосохранения, коий уже со свирепой силой управлял мной! Но не в этом было дело, не в этом… Я себе просто лгала, нагораживала целые горы препятствий…
Я выбежала из кабинета, сильно хлопнув дверью.
Но он не успокаивался. Наутро, когда я пришла на работу, он в приказном тоне велел мне выйти вместе с ним во двор больницы. Схватив за руку, потянул за собой. Мы оказались около новенькой японской «тойоты». Он открыл дверцу, взял с сиденья бумаги, раскрыл их и показал документы. Машина оформлена на меня и уже выписаны водительские права. Водить я умела. Я посмотрела на всё это, хлопая глазами. А он вновь завёл свою песню: