Он открыл было рот, но Кара опередила:
– Голова помойного голубя, тело драного кота.
– Кара, блин, – возмутился Грифон и дëрнул головой. Как голубь.
– А я Слэм, – вклинился в разговор здоровяк, тремя чудовищными глотками отправив в себя почти пол-литра пива, – ударник «Вербного потрясения». Кара, что за палочника ты привела?
– Палочника… – задумчиво повторила Кара, – ну да, пусть будет Палочник.
– Будем знакомы, значит, – Слэм с усмешкой протянул мне огромную руку.
Я пожал его лапищу, чувствуя, что мои пальцы вот-вот захрустят. Потом обменялся рукопожатием с Грифоном, его рука оказалась холодной и чуть влажной. Большинство ногтей обводила тëмно-красная каëмочка запëкшейся крови от сорванных заусенцев. Хотя Грифон широко улыбался, показывая желтоватые зубы, мне показалось, что я ему не понравился.
– Ещё в «Бессознательном» играют Курт, он же – Серый, и Радуга, – рассказывала Кара, – пока мы скидывали куртки в кучу и рассаживались.
– Серый – наш гитарист, вокалист, секс-символ и маскот – фронт-мэн, в общем. Радуга – вторая гитара, иногда синтезатор. Надеюсь, сегодня они не опоздают.
– Кара, твой мартини с тоником, – раздался глубокий, как море, голос у меня над ухом. Как будто мягкая и мощная волна ударила в бок. Голос пах морской солью и спелой пшеницей.
Подняв голову, я увидел огромный бюст, затянутый в мужскую рубашку, широкие плечи и круглое, как луна, лицо, обрамлëнное светлыми косами. Настоящая женщина-викинг. Она неожиданно кротко улыбнулась и протянула Каре бокал. Рукава рубашки были закатаны, поэтому я невольно разглядел руку, державшую бокал: под гладкой бледной кожей и внушительной жировой прослойкой угадывались развитые мышцы. К плечу уходила татуировка, позволяя уведить под рукавом только золотисто-зелëный рыбий хвост. «Коня на скаку остановит, к победе драккар поведëт», – почему-то промелькнуло у меня в голове.
– Спасибо, Уна. Палочник, это Ундина, совладелица « Паучьего подвала».
– А я Палочник, очень приятно. Уютный у вас бар, – осмелел я и сам протянул Уне руку.
Уж не знаю, у кого было крепче рукопожатие: у неë или у Слэма. Но Ундина не внушала чувство угрозы. То ли дело было в мягких чертах светлобрового лица и открытой улыбке, то ли в спокойных движениях, исполненных плавной грации, как у ламантина в своей стихии.