, и ни разу мне не приходилось жить несколько дней с полузнакомыми людьми. На сцене мы уже были знакомы, за кулисами – тоже, в жизни – нет.
Когда сигарета дотлела, я твердо решил, что этот внезапный сигнал SOS от Славнова будет мне хорошей встряской. Побросав все свои дела, я начал искать, кто побудет со мной в поездке поводырем.
Сопровождающего мне оплачивали, но никто не хотел ехать со мной в Сочи даже на халяву. Родители работали, а Алинка ломалась. Я вызвонил Саню Митрофанова, который тоже, как назло, не мог ехать, мы с ним уселись на скамейке во дворе и стали кумекать в две головы.
Саня быстро сообразил, что, раз я не хочу ехать с другими пацанами из нашей группы, надо ломать сестру.
– Набери-ка Алину, я с ней поговорю.
Я набрал. Саня включил свой драматический тембр (он его использовал для любовных баллад в ми миноре) и впихал Алинке, что выручить меня сейчас – это ее долг. Он вспомнил все красивые слова, которые знал (меня-то она не слушала), и вскоре, довольный, повесил трубку. Алинка сдалась перед душещипательными эпитетами о любви и поддержке и пообещала, что что-нибудь придумает.
Треки группы S-14, с которой мне предстояло сыграть, пришли мне на электронку в разном качестве. В том числе фонящие и бубнящие репетиционные записи нового материала, никогда ранее не исполнявшегося на публике. Но недели мне вполне хватило на то, чтобы разобраться с ритмами и выучить программу выступления на слух. У Славнова был такой пожар, что он даже не проверил, выучил ли я ее на самом деле. Хотя тогда мне хотелось думать, что он просто в меня верил.
И вот треки выучены, адрес назначения известен, Алинка с собранными сумками уже в дверях. Мама складывает последние пирожки в дорогу, целует нас обоих и суетится. Говорит мне всякое про стойкость духа и удачу так, как будто отправляет меня на фронт.
Сидим на дорожку. Я это называю минутой молчания: мои родители почему-то считают, что сидеть надо молча, и мы с Алинкой в такт помалкиваем. Папа хлопает по плечу, что значит «пора», хотя я и сам прекрасно слышу, что все встают. Едем на автовокзал, и мне кажется, что весь мир замер в каком-то ожидании. Тихо, как перед ядерным ударом. Даже рукопожатие Сани Митрофанова на вокзале перед самым нашим отправлением было каким-то особенным в тот день. И чем чаще я потом вспоминал это рукопожатие, тем больше убеждался, что странное предчувствие было у нас обоих.