Прости меня, папа.
Не думай о нем. Не сейчас.
Я хватаюсь за металлическое кольцо двери и стискиваю зубы от напряжения.
Я никогда не рассказывала Эйдену о бункере. Никому вообще не рассказывала. Я отгородилась от воспоминаний о папе, заперев их внутри себя, где только я могу до них добраться.
Наконец, дверь поддается. Я стою, тяжело дыша, уперев руки в бедра, и смотрю вниз на место, которое когда-то давным-давно казалось мне таким волшебным.
Здесь она будет в безопасности.
Я возвращаюсь к Фрейе. Утреннее солнце окрашивает облака в красноватые тона, его лучи падают на мою дочь сквозь просветы в кронах деревьев, и ее пижама с единорогом весело сияет на фоне унылой земли. Я несу ее туда, где ждет открытый люк.
Поднимаю ее голову к своему лицу и прижимаюсь щекой к ее лбу, когда начинаю спускаться по лестнице. Добравшись до последней ступеньки, опускаюсь на колени и баюкаю Фрейю в своих объятиях. Так и вижу, как она выглядела в детстве, – округлый мягкий изгиб лица, маленькие надутые губки. Но я также вижу в ней женщину: длинные темные волосы и скулы Эйдена.
Я осторожно кладу ее на бетонный пол и опускаю ее голову на землю. Теперь Фрейя вновь лежит неподвижно.
– Здесь ты будешь в безопасности, – шепчу я, и моя нижняя губа дрожит. – Никто тебя не найдет, и тебе здесь будет тепло и уютно. Никто тебя не найдет, никто тебя не заберет…
Я могла бы просто задвинуть люк на место, закрыв нас обеих здесь навсегда. Что мне остается без нее? Кто будет скучать по мне? Я могла бы сидеть здесь, внизу, с ней, пока тоже не закрою глаза и не усну навечно.
Нельзя…
Будущий малыш.
– Я вернусь за тобой. Я не оставлю тебя здесь, обещаю. Я люблю тебя.
Как только полиция уедет, я вернусь за ней.
Подползаю к двери и вытаскиваю себя из ямы, ложась животом на листья, которые намертво примерзли к земле.
Тяжело дыша, я поднимаюсь и останавливаюсь, чтобы перевести дыхание…
Иди дальше – они могут появиться здесь в любую секунду.
Бегу обратно через лес, через открытый участок земли к мосту и через фруктовый сад к задней двери. Жгучая боль пронзает мой бок, когда я наклоняюсь, чтобы свернуть половик, и я задыхаюсь, пытаясь наполнить легкие кислородом. Закинув половик на плечо, поворачиваюсь обратно к лесу, но рыдание вырывается из моих сжатых губ, и тяжелое дыхание превращается в мучительные стоны.