Утро семейство МакЛеод провело в полном молчании. Его глава мучился тяжелым похмельем и был зол на весь белый свет. Маргарета чувствовала себя опустошенной. Вяло ковыряя завтрак, она рассеянно слушала болтовню малышки Нон и мучительно соображала, как правильнее поступить: предъявить мужу ультиматум сейчас, пока он беспомощен, как новобранец на маневрах, или дождаться случая, когда у него будет хорошее настроение, но при этом рисковать нарваться на страшный скандал. Ночью, лежа в постели, она твердо решила поставить Джона перед выбором: или они возвращаются в Европу, или она сделает все, чтобы опозорить его доброе имя. Или домой, в Амстердам, или, адьё!, я отправляюсь жить к Якобу Виссеру, и пусть над тобой, старым рогоносцем, потешается весь гарнизон!
Она несколько раз открывала рот, чтобы произнести роковые слова, но что-то удерживало измученную женщину от последнего шага. Видимо, она еще не до конца изжила в этом ост-индийском аду моральные принципы, принятые в маленькой, уютной Голландии.
Наконец, Джон очухался настолько, что смог выйти из дома, и Маргарета занялась домашней рутиной, продолжая ломать голову над тем, как жить дальше. Но это был явно не лучший день в ее жизни: из-под цветочного горшка она выгнала здоровенного скорпиона, который едва не ужалил ее в руку, а некоторое время спустя разбила флакон с последними каплями духов. Он обиды и отчаяния девушка бросилась к себе в комнату и долго рыдала в подушку. О, она бы отдала полжизни, чтобы оставшиеся годы были похожи на бурную горную реку, а не тухлое мангровое болото!
Промучившись все утро, Маргарета не выдержала, и, быстро приведя себя в порядок, отправилась поговорить по душам к одной из «старух», составлявших «высший свет» их маленькой колонии, – жене доктора Смета.
Сорокатрехлетняя Теодора прошла с мужем через все мытарства гарнизонной жизни и, хотя отличалась некоторой невоздержанностью на язык, была дамой весьма почтенной и для молодых офицеров почти родной матерью. К Маргарете она питала если и не дружеские чувства, то нечто напоминающее доброжелательную снисходительность. Остальные гарнизонные «старухи», старшей из которых было не более пятидесяти пяти лет, относились к молодой и симпатичной жене майора МакЛеода с едва сдерживаемой неприязнью. Да и кому может понравиться, когда завидный холостяк привозит из отпуска молодую вертихвостку, которая ему в дочери годится, когда у многих из них дочери на выданье?