Побег из Невериона. Возвращение в Неверион - страница 75

Шрифт
Интервал


Мы обменялись рукопожатием. Я спросил его о том же, он предложил мне теплого пива – и я, решительно предпочитающий сидр, выпил.

Сначала мы просто беседовали. Теперь я знаю, что он, будучи о себе очень скромного мнения, радовался всякий раз, когда к нему хоть кто-нибудь подходил. Но искренняя радость женщины или мальчика при виде клиента – редкостная приправа для их товара. Вскоре я уже задавал откровенные вопросы относительно стоимости разных услуг, давая понять, что я солидный клиент, а он столь же откровенно и разумно отвечал мне.

Договорившись, я предложил пополнить его мех, за что он был благодарен.

С тех пор я знавал юношей моложе и вместе опытнее его: они делали свое дело, брали плату и уходили. Я нисколько их не виню, но всего за пять лет до того теплого вечера мог бы поклясться, что уж я-то никогда не стану платить за любовь! По-своему я был столь же неопытным покупателем, как он продавцом. Покупать и продавать что-то другое нам, конечно же, приходилось – я лишь пытаюсь передать тебе всю меру нашей невинности. Меня удивляет лишь, что неопытность не помешала ему сразу понять, что больших денег он от меня не увидит.

Впрочем, более изощренный наблюдатель, привычный к сделкам такого рода, мог бы сказать, что наша дружба – если это можно так назвать – началась с довольно щедрого предложения. Я тогда неплохо заработал, представляя в одном частном доме – не у тебя ли?

Ну конечно. Ты это помнишь, а я позабыл.

Мне совестно рассказывать, на что пошли деньги, которые твой дядя не поскупился отсыпать…

Хотя ты прав – спустя столько лет…

Так вот: на деньги, которые мне отсыпали твои родичи, я напоил его допьяна, накормил досыта, дал несколько монет сверх того и снял ему дешевую комнату, заплатив за неделю вперед.

Насладился им и вернулся на ночь в свою повозку.

Утром я стучался к нему. Он сонный, впускал меня. Мы сидели на его кровати и разговаривали.

Говорил больше я – он по утрам был не особо общителен, хотя всегда брал с меня слово, что я и завтра приду, как будто звук моего голоса был ему приятней наших любовных утех. Он слушал меня прилежно – во всяком разе, притворялся, что слушает.

Я, что бы он ни думал обо мне как о любовнике, пришелся ему по душе. Оно и понятно: ведь он, впервые за много месяцев, ночевал три ночи кряду под той же крышей.