Полярные дневники участника секретных полярных экспедиций 1949-1955 гг. - страница 9

Шрифт
Интервал


Я поднёс к лицу руку с часами. Стрелки показывали восемь утра. С завистью посмотрел на соседнюю койку, где сладко посапывал, забившись с головой в спальный мешок, радист Борис Рожков. Крохотное отверстие, оставленное им для дыхания, обросло пушистым венчиком инея. Оттуда то и дело, словно игрушечный гейзер, выскакивала струйка холодного пара.

Пора вставать. Я взглянул на термометр над кроватью. Восемнадцать градусов мороза! От одной мысли, что сейчас придётся вылезать из мешка, по спине побежали мурашки. Кажется, ко всему можно привыкнуть в полярной экспедиции – к постоянному чувству опасности, неудобствам палаточной жизни, к холоду. Но к вставанию поутру в промёрзшей палатке – никогда!

Чтобы облегчить эту процедуру, необходимо зажечь газ и дождаться, пока в палатке потеплеет. Действую отработанным акробатическим приёмом: не вылезая из спального мешка, приседаю на койке, затем, согнувшись пополам, дотягиваюсь до плитки и зажигаю газ.

Запалив горелки, я с облегчением откинулся на койку и вытянулся в спальном мешке. На фале, протянутом под куполом палатки, висели оставленные на ночь для просушки куртки, унты, меховые носки. Подхваченные потоком нагретого воздуха, они вдруг зашевелились, закачались, словно обрадовавшись долгожданному теплу. Не прошло и пяти минут, как явно потеплело. Дружно сопели горелки. Я закрыл глаза. И вот в какой уж раз перед моим мысленным взором возникли скалистые берега Северной Земли. Здесь произошло моё крещение Арктикой, и какие-то невидимые узы связали меня с ней навсегда.


В палатке было холодно, и я всё раздумывал, вставать или не вставать. Шум, раздавшийся у входа, заставил меня открыть глаза. Кто-то, топоча, отряхивал снег, прилипший к унтам. Через несколько мгновений откидная дверь в палатку приподнялась и внутрь неё просунулся сначала один рыжий меховой унт, за ним другой, и, наконец, передо мной выросла знакомая, запорошённая снегом фигура Василия Канаки – аэролога экспедиции и моего первого пациента, которому я по ошибке всучил вместо бодрящих таблеток снотворное. Однако это недоразумение положило начало нашей крепкой дружбе, несмотря на значительную разницу в годах.

– Кончай валяться, док, – сказал он, присев на край кровати. – Сегодня грешно разлёживаться. Девятое мая. Давай одевайся, а я, если разрешишь, займусь праздничным завтраком.