– Ты специально, да? – прищурился Мурат. – Чтобы я ошибок наделал и отправился, как дебил, в интернат?
– Я пишу без ошибок.
– По-азербайджански? – не поверил тот. До прошлого года большинство предметов преподавалось на русском, а в этом его совсем отменили.
Фил кивнул. Он знал оба языка, как и его отец. Они бакинцы как-никак!
Тогда Мурат получил свою первую пятерку, пусть и с минусом: учитель понял, что пацан списал, но не пойман – не вор.
– Слышь, Пасли, а из-за чего тебя пацаны гнобят? – спросил как-то Мурат во время перемены. Он не сделал уроки и быстро переписывал решение задачи из тетради соседа по парте в свою.
– За то, что я русак.
– Да ну? – не поверил он. – Только из-за этого не могут. Хотя… – Мурат оторвался от письма. – С Изи Каховича в раздевалке трусы стянули, чтоб посмотреть, как у жидов обрезание делают, а потом голышом вытолкали в коридор.
– Не употребляй слово на букву «ж», пожалуйста.
– А им, жидам, нас называть гоями можно? Это, между прочим, значит «низшие существа». А вы, русаки, тоже хороши! Как всех кавказцев у себя там называете?
– Не знаю, я бакинец.
– Хачами! – Мурат гневно сверкнул своими черными глазами. – Не нравится тебе прозвище Пасли?
– Да нет, нормальное.
Подумаешь, ржавый. У некоторых похуже будут, например, у одноклассника Саида Ахмедова – Зибил. Или «куча мусора». У него бабка со свалки домой всякий хлам таскает. А взять старика Саида, что уже сорок лет на рынке точит ножи. Его все за глаза по-русски Ссака называют. А все потому, что по молодости лет тот, работая на заправке, бензин ослиной мочой разбавлял.
– Больше тебя обижать не будут, – закончил тот разговор Мурат. – Если только за дело.
И травля уже на следующий день прекратилась. Фил стал таким же, как окружающие его ребята, маленьким бакинцем, говорящим по-азербайджански, гоняющим по улицам на скейте, окунающимся в жару в мутные воды Каспия, катающимся зайцем в пригородных автобусах, чтобы добраться до Шихово, где настоящие пляжи… Тырящим на рынке по мелочи, забирающимся в подвалы и на чердаки в надежде поживиться, толкающим приезжим раздавленные на рельсах монеты под видом старинных. Ничего этого Фил не делал ранее. Он гулял или во дворе, или с родителями. И был белый, как мел. Когда же он обрел друзей и стал проводить все свое время на улице, то загорел до оранжевого цвета, несколько раз облез, покрылся крупными темными веснушками, и стал тем, кем его прозвали – Ржавым.