Я стал сомневаться в реальности, в своём психическое здоровье. Я хотел чтобы это был сон или наркотический бред, я хотел чтобы я был психом невидящий реального мира, гниющим в доме для душевно больных, дико смеясь и мочась под себя, ловящий иногда такие припадки проходящие только с таблетками. Я молился, как мог, читал все молитвы, что только знал, но это были бесполезные слова не влияющие на мироздание, несмотря даже на то, что со мной молились все кто мог, кого ещё не до конца затянула эта безумная карусель.
Крик проповедника, вырвавшийся из глубин самого мира, другого мира. Бесформенное тело, скинула оболочку старика срывая по швам его тушу и откидывая в небытие, вытянулось в полный рост 3 метра. Пронзающий Рассудок голос, неописуемо высокий и низкий одновременно, тянущийся дольше чем должно быть. Голос похожий на пение сотен китов, поющий тоскливо в унисон в глубине морских вод. На гудение земли, тревожащий людской покой, пугающее неизвестностью откуда, откуда то из тёмных глубин центра земли, самого храма мира. На пение церковного хора Дажулье, отличающийся экстравагантностью, будоража публику, вызывая тысячи чувств, борющихся и не способных договорится, оставляя человека в глубоком эмоциональном шоке и размышлениях. А также море других звуков тонущих в отчётливо слышимой композиции, одновременно слепленных звуков.
Медленного шагая или даже плывя по улице, приближаясь к церкви оставляя рой тухлых насекомых на следах, расползающихся врознь. Зарыв руки в церковь, сжало бесформенные руки в такие же бесформенные кулаки, тем самым разрушив церковную арку, которая разлетелась на осколки мрамора и мраморную пыль, развевающуюся по ветру, затуманив и без того тёмную улицу. После чего дико стучало по крыше церкви, круша её глиняную кладку. Обломки заполоняли зал и вся церковь тряслись на грани разрушения. Сами боги наполняли океаны слезами в отчаянии, от всего этого ужаса творящегося на мире божьем.
Танцоры с певцами стали падать в сон от бессилья, всё ещё дёргающихся в «танце». Концерт кончался, сводящая с ума музыка стихала, а безвольные певцы замолкали один за другим, привнося больше тишины, так не хватающей в сей час. Язычники, кончали с молитвами и поспешно бежали с поля действия, скрываясь за коротким горизонтом. Тени прятались во тьме, открыв нам лучи уходящее в сон солнце. Клоун больше не бегал и не смеялся смехом, вводящим в ужас и не веселил людей, а исчез вместе с труппой. Книга сожглась своими заводными песнями и наступила долгожданная тишина после вечной каторги-зрителя апогея кошмара. Тишина в опустошённом пространстве сознания, бальзамом затекала разрушая тревогу вместе с паникой, стирала негатив и пережитый страх, хоть это лишь только сейчас, пока я не очнулся и не вспомнил всё.