Мы летели по Большой Черкизовской в сторону Щёлковского шоссе. В голове дурацкая мысль, что стоит нам только выскочить за пределы МКАДа, – и мы спасены, будто МКАД не дорога, а крепостная стена, которая сможет удержать все ужасы ядерного взрыва в своих пределах. Москву жалко. За прошедшие восемь лет я полюбил этот сумасшедший город. Людей жалко. Нас жалко. Всех жалко. Жалкая человеческая натура. Жалкое человечество, не заработавшее право на жизнь.
“А тем, кто сам добровольно падает в ад,
Добрые ангелы не причинят
Никакого вреда
Никогда…"
Под «Агату Кристи» я набрал сестру:
– Привет, сестричка! – и сразу услышал её сонный голос:
– Эмм привет. Ты знаешь, сколько сейчас времени?
Меня кольнула совесть, но вдруг успеет, вдруг после моего звонка она сможет спастись?
– Некогда, Уль, ядерная война… Беги!
– Ты что там куришь?
– Я серьёзно. Просто поверь.
Она замолчала, потом тихо сказала:
– Бежать?.. С моими коленями?..
Она повредила ноги в горах и пока ещё ездила в коляске.
– Спустись в подвал. Ты на Фиоленте.
– Да. Лучше б ты не звонил…
– Прости, я не смог бы.
– Нет тут подвала, это скворечник для туристов, переделанный из гаража. Ты не сердись. Спасибо, что позвонил, я бы тоже не удержалась. Открою вино… целую, братик, берегите себя!
Я шмыгнул носом, и Лена сжала моё колено.
– Целую, сестричка. Может вас не тронут.
– Севастополь? Базу флота? Шутишь? Ладно… слышу ты за рулём… не отвлекайся. Лене привет! – и отбилась.
Зря я позвонил. Начинать ядерную войну в четыре утра – это высшее проявление просвещённого гуманизма. Большинство даже не успеет проснуться.
Взвилась сирена впереди, где стадион «Локомотив». Сразу завыла ещё одна, за спиной со стороны НИИДАРа. В предрассветных сумерках начали загораться окна в домах. Вой не стихал.
Мы мчались по пустой широкой улице, а от высоток у дороги люди бежали к машинам. У пересечения с северо-восточной хордой я посмотрел налево. Через автостоянку к метро спешили люди: кто-то с сумками, кто-то с пустыми руками. Полицейские подтаскивали барьеры к застеклённому вестибюлю. Их жизнь продолжится, наша – не знаю. Я тронул жену за руку:
– Впереди съезд. Если хочешь, можем спуститься в метро.
Она нерешительно мотнула головой:
– Нет. Хорошо едем.
Я прибавил скорость.
*
До рассвета оставалось два часа, когда потухли фонари. Они гасли секция за секцией и одновременно темнели дома по обе стороны дороги.