Отчим делал для меня многое и даже больше… Но я так и не смогла назвать его папой, на подсознательном уровне сопоставляя его приход и посыпавшиеся кошмары, как из рога изобилия, отравившие мою жизнь. Если бы не Паша, мой бывший одноклассник из прошлой школы…
Гадес выбрал готское движение осознанно, считая его правильным и достойным уважения. Готы не боялись смерти, относясь к ней спокойно и с почтением, поэтому первым делом Паша заставил меня понять, что в смерти мамы нет ничего плохого. Потеря – это всегда ужасно, но наша встреча с мамой обязательно произойдёт в другой жизни, стоит моей смерти спуститься за мной на крыльях тьмы.
Я так и представляю Ваше лицо, когда Вы неосознанно подвергаетесь моим мыслям. Осознание смерти неизбежно, и чем быстрее её возможный приход осознаёшь – тем легче двигаться вперёд, продолжая своё развитие…
«Кстати! Чуть не забыла! Надо сразу кинуть в сумку Гёте, а то Гадес не простит мне дырявую память!»
Паша жил на другом конце города, там, где раньше жили и мы (новая квартира и работа – это всё ради моего комфорта в адаптации к новой жизни, к новой школе, что продолжало повышать человеческие качества отчима), поэтому встречи проходили на Пятницком кладбище, позволяя быстро добираться девушке, то есть мне, причиняя неудобства другу, который отнекивался, каждый раз отзваниваясь о своём благополучном прибытии домой.
Уйти раньше возвращения с работы (даже не знаю, как их назвать… опекуны, наверное) моих опекунов, у меня не получилось, но я не стала подавать расстроенного вида, постаравшись приветливо улыбнуться.
– Добрый вечер, Лиза, – поздоровалась с женой Артёма Михайловича, который застыл в дверях, пытаясь вытащить застрявший ключ, – Артём Михайлович.
– Лена, куда ты так поздно? – нахмурилась женщина, которая всегда со мной тепло обращалась, с достоинством прощая все мои мерзкие поступки, которые я совершала, когда она только пришла в мою разбившуюся на осколки семью. – Ты опять на ваши собрания?
Отчим с женой относились нейтрально к моему желанию быть готом.
– Лишь бы это не мешало обучению и успешному становлению личности, – как сказал Артём Михайлович, увидев первый раз белую, словно смерть, в чёрных одеждах приёмную дочь, пока в это время бледная мачеха спешила раствориться на кухне, капая сердечное лекарство, запахи которого сразу же долетели до моего обрадованного мозга.