Белостенный кремль Нижнего завиднелся далеко на горизонте, словно плывущий в небесах белый кораблик. Оказалось, он расположился на нескольких высоких холмах при впадающей почти перпендикулярно в Волгу реки Оки с её широким в триста саженей устьем. Напротив города прямо посередине Волги тянулись узкие заросшие кустами и деревьями живописные острова, а левый низменный берег, затопляемый при половодье, густо зеленел ивовыми зарослями.
Глеб, пока Борис изумлялся видами, отдавал команды по приготовлению к выгрузке сплавляемого оборудования для мельницы и винокуренного завода, открытого в прошлом году. В отличии от брата он был невысок, худ, в очках, короче, пошёл в мать. Оставив две баржи у грузовой пристани, буксир протолкнул по Оке до первого деревянного понтонного моста судно с товарами, и началась разгрузка. Местный управляющий и сам бы справился, но рыбинцам надо было быть уверенными, что нигде не возникнет проволочка, а привезённое и предназначенное для отправки обратно будет вовремя приготовлено. Два дня Глеб контролировал работу, а на третий, оставив за смотрящего Бора, отправился вниз по Волжскому тракту до Самары, где его уже поджидал обратный караван на Рыбинск. Подряженная бригада в двадцать человек в Нижнем за три дня отлично справились с погрузкой пшеницы, сахара и самоваров, поэтому Борис сверх договорённого проставился бочкой знаменитого рыбинского пива. Знающие его отца, старшего Щаплеевского, сразу понимали, как сын похож на него и внешне, и характером. У Бориса чувствовалась купеческая хватка в делах, толковость и смелость с элементами уверенной наглости. В нём ощущалась сила и расположение к людям. Молодому хозяину приходилось ждать глебовский караван, и он решил знакомиться с достопримечательностями города, не исключая ресторации, манящие огнями по вечерам. Нижегородская ярмарка произвела на него неизгладимое впечатление, такое, что он там прилично поиздержался, накупив модной одежды, семейных подарков, вкусных сладостей и сувениров. На пятый день пребывания его представили местной купеческой молодёжи, которая ничем не отличалась от рыбинской: та же напыщенность, бахвальство, безудержная трата денег на показ. Он засвидетельствовался, по его выражению, в каждом ресторане на Ильинской улице, поднимающейся сразу за Софроновскими пристанями. Пару раз Бор подрался с приезжими купчиками и раз – с жандармом, но откупился и пил мировую.