В целом, религиозная мысль русских «еретиков» старомосковского периода и «сектантов» более позднего времени развивалась в иной системе богословских координат, чем на латинском Западе, и этим объясняется и неожиданно смелый характер некоторых идей русских вольнодумцев, и специфические акценты (особенно – акцент на иконоборчестве) в их учении. Например, одним из последствий «оптимистической» антропологии византийского христианства было то, что ему чужда замена покаяния сатисфакцией, а в дальнейшем индульгенцией. Протестантская Реформация на Западе началась именно с критики индульгенций и той концепции оправдания и спасения, которая за ними стояла. Могли ли эти вопросы оказаться в центре внимания православных верующих?
Были ли Реформация и протестантизм порождением общехристианской культуры, «христианства вообще» – или же они вырастали из специфической, присущей, главным образом, именно западному христианству проблематики? Понимание спасения как оправдания было краеугольным камнем в идеях западной Реформации, и такой подход к сотериологии был чужд традиционной православной религиозной мысли. Но это лишь начало проблемы. Сотериологический принцип протестантизма, развитый и у Лютера, и у Кальвина, и у других теологов западной Реформации, – оправдание «одной лишь верой», sola fide. В нашей литературе этот принцип обыкновенно толкуют в том смысле, что для спасения/оправдания достаточно только веры, а так называемые «добрые дела» (bona opera), то есть почитание святых, заупокойные молитвы, таинства, монашеское служение, излишни. На самом же деле, с точки зрения любой версии протестантского богословия и проповеди, принцип sola fide, оправдание «одной лишь верой», теснейшим образом связан с другим принципом, sola gratia («только благодатью»), и состоит в том, что эта вера не имеет ничего общего с нашей испорченной первородным грехом природой, никак не есть продукт нашей воли, но только благодатный дар, благодаря которому – и единственно благодаря ему, а не нашим действиям и «заслугам», – человек оправдывается Богом и спасается. Соответственно, речь идет не просто о вере (fides), а об особой, специальной вере (fides specialis). Для такого понимания спасения – выросшего из специфически западного понимания первородного греха, природы человека, человеческой воли и божественной благодати – в православной традиции не было никаких предпосылок. В этом отношении православная культура и теология, построенные на ином понимании связи человека с Адамовым прегрешением, на иной оценке природы человека, на ином представлении о спасении – то есть из‐за своих начальных и фундаментальных характеристик, не могут привести к учению о спасении, которое присуще протестантизму.