Он невольно улыбнулся, вспомнив тех незадачливых поклонников, которых пленяла трогательная хрупкость его сестры. Обманчивое впечатление! Когда ей что-то было нужно от жизни, Джинни превращалась в маленький упрямый таран. После школы она твердо заявила родителям, что намерена служить в гражданской авиации и пойдёт в отряд волонтеров-воланте, которые вылетали на экстренные случаи, развозили лекарства и срочную почту. Крис всегда немного завидовал её цельному характеру и какой-то особенной внутренней ясности, свойственной только Джинни. Завидовал – и злился на себя за это.
– Я слышала, что отец хотел отправить тебя в Эль Вьенто? – спросила сестра.
Он кивнул:
– Только на год, поэтому я согласился. А ты? Уже решила, в каком из отрядов будешь работать?
Джинни вздохнула, недовольно покосившись в сторону двери:
– Да вот думаю, может, ещё не поздно переучиться на проектировщика лифтов? Очень нужно.
Они засмеялись. Это была их старая шутка, про Башню. Да уж, лестницы здесь были что надо! Больше пятисот ступеней, Крис специально считал. Все его кости протестующе ныли при одном воспоминании о подъеме.
– Тебе смешно, – упрекнула Джинни, хотя в её глазах тоже заблестело веселье, – а попробовал бы ты влезть сюда с парусом! Иногда, чтобы полетать спокойно, мне приходится стартовать прямо отсюда.
– Мама? – понимающе спросил Крис, с вновь проснувшимся чувством вины.
Все родители обычно склонны к паранойе, но в семье де Мельгаров этот недуг протекал в легкой форме, пока Крис не испортил все дело, свалившись в ущелье. После этого Джинни несколько месяцев вообще не выпускали в небо одну. Каждый раз, когда ей удавалось сбежать, мать не находила себе места от беспокойства и через десять минут вылетала на джунте следом за дочерью, чтобы убедиться, что с ней всё в порядке.
К чести Джинни, она никогда не вымещала на нем свое раздражение, хотя иногда, замечая её хмурый взгляд и подавленное настроение, Крис догадывался, чего стоило ей терпеть этот тотальный контроль. Вздохнув, сестра пожала плечами:
– Мама хочет, чтобы я сначала полгода отработала с волонтерами на Фуэрте. Думает, что там безопаснее и летать проще.
– То есть драконы, живущие на Фуэрте, её не смущают? – иронически спросил он.
– Сеньор Марио убедил её, что всё под контролем.
Крис с сомнением покачал головой. Три дракона – Рохо, Меркурио и Релампаго – были главной особенностью острова Фуэрте, своего рода живой легендой. Как-то раз сеньор Марио, правитель Фуэрте, прилетел к ним в гости верхом на Рохо, и на маленького Криса вид живого дракона произвел неизгладимое впечатление. Было трудно поверить, чтобы эту мощь кто-то в принципе мог контролировать, особенно теперь, когда они остались без шлемов (**). Ладно, допустим, Рохо был другом сеньора Марио и старался помогать ему во всем, Меркурио всё ещё переживал военную психотравму и скрывался в горах, но вот Паго, этот мелкий паршивец… Самый юный из драконов Фуэрте, Релампаго был опасен и непредсказуем, как ведро с пироксилином. Он стихийным бедствием носился над песчаными дюнами, пугал ящериц, крушил постройки – например, как-то раз уничтожил цистерну водохранилища… В общем, Паго и дисциплина – это были несовместимые вещи. И дон Марио говорит, что у него все под контролем? Да ему в Эль Котильо, наверное, жалобы каждый день пачками приносят!