Основной темой бесед были, конечно же, зачёты, от которых зависело освобождение и будущая жизнь на свободе. С наступлением тепла тоска по дому ощущалась всё острее. Он написал ещё два письма в Ленинград: одно жене и одно тёще Амалии Петровне с просьбой хоть что-то сообщить об Анечке, но ответа пока ждать было рано.
В целом всё шло хорошо, но две вещи всё же его беспокоили: возможный побег уголовников и грядущий перевод в другой лагерь. О готовящемся побеге они с Николаем больше не говорили, и в поведении блатарей ничего подозрительного больше не замечалось, но печи в бараке всё ещё топились, и гораздо сильнее, чем было нужно для сушки одежды и обуви. Если уголовники всё же сбегут, всю третью бригаду затаскают по допросам и непременно побоями заставят кого-нибудь признаться в сообщничестве и ещё дать показания на соседей. А потом всю оставшуюся бригаду расформируют и отправят туда, откуда уже не возвращаются.
И с этой стороны плановый перевод на новое место был бы даже на руку. Это часто практиковалось во всех лагерях ГУЛАГа. Людей переводили с места на место, для того чтобы между заключёнными не заводились знакомства и не образовывались опасные сообщества. По рассказам тех, кто работал на «Пятьсот первой» с самого начала, здесь так же из заключённых разных лагерей и разных бригад формировали новые бригады и отправляли на новый участок.
Сейчас здесь, в третьем отряде «Глухариного», было хорошо, спокойно. Блатари под жёстким присмотром Клима работяг особенно не обижали. За всё время было только пару инцидентов с отобранными посылками и денежными переводами. И всё. А, например, уголовники из первой бригады на работе раздавили бревном грудную клетку какому-то пожилому еврею за то, что тот грубо ответил на какую-то их шутку про его нацию, одному работяге отрубили топором пальцы на руке просто за то, что тот случайно задел в строю лопатой кого-то из блатарей. Всё это, разумеется, представили как несчастный случай. Во второй бригаде было не лучше. Так что оказаться после перевода в одном бараке с этими нелюдями совсем не хотелось. Да и с Николаем, первым человеком, которому он начал доверять, расставаться не хотелось. Оставалось только ждать и надеяться на лучшее.
Так размышляя, Василий сам не заметил, как задремал. Разбудил его голос вернувшегося Чупракова: