«Это я нарушаю правила, – подумала Кай. – Я – плохой близнец».
Что, если кит забрал сестру по ошибке?
Их лодка носилась по морю, казалось, целую вечность, меняя курс всякий раз, как Кай замечала вдалеке водную рябь. Когда солнце поднялось высоко в небо, глаза ее уже горели от боли, а руки отца тряслись от усталости. Мама все так же качалась, плача, – надрывный звук ее рыданий пронзал Кай, будто копье.
– Нужно вернуться и попросить других помочь в поисках! – произнес отец, стирая со лба капли пота.
– Нет! – пронзительно вскричала Кай. – Мы потеряем время!
– Кай, мы останемся в море навсегда, если я не перестану грести, – выдохнул он.
– Тогда позволь мне! – Кай попыталась выхватить у него весла. – Папа, пожалуйста!
Он не выпускал весел, как бы сильно Кай ни тянула. Тогда она опустила руки, схватилась за голову и, повернувшись к морю, издала душераздирающий крик.
– Прости, Кай.
Отец развернул лодку. В глазах его блестели слезы.
Когда умерла Хамако, мама завернула ее тело в полотенце и держала ее в объятиях, пока они не приплыли домой. Кай тогда никак не могла отвести взгляда от пустых глаз тети. Она, казалось, не чувствовала грусти – внутри нее словно образовалась ледяная пустота. Кай не могла поверить в смерть Хамако. Может, она притворяется? Да, должно быть, это так. Как тогда, когда она изображала смерть бакэ-кудзиры. Кай верила, что Хамако вот-вот вскочит на ноги, хитро улыбнется и закричит: «Попались!» Миновало множество сезонов охоты за жемчугом, а пояс тети все так же висел на крюке в комнате, и пустота так и не отступила.
Теперь же Кай будто превратилась в саму боль – хуже, чем тысячи укусов медуз. Ее словно пронзил мечом забредший как-то в деревню солдат – он ведь предупреждал, что, если они не поделятся своим добром, так и произойдет.
Наконец они добрались до берега: лодка скользнула на песок, отец выпрыгнул на сушу и тут же свалился от усталости, ободрав ладони и колени о камни. Он с невероятным усилием оттащил лодку подальше от воды. Мама взвыла. От ее воя у Кай стучали зубы. Нужно было убраться отсюда подальше.
Она схватила две грязные корзины с моллюсками и отнесла их на веранду. Поставила у двери и зашла в дом, чтобы переодеться. Кай заглянула в спальню, которую делила с сестрой, и у нее перехватило дыхание. Сначала Хамако, а теперь и Киши. Кай стащила с себя шарф ныряльщицы и закинула его в угол, а потом достала из-за пояса нож Хамако и бросила его в стену – на ней остался след. Тяжело дыша, Кай упала на футон и схватилась руками за голову. Ледяной ужас проникал в нее, поднимаясь от земляного пола, расцветал в груди и вырывался из загрубевших кончиков пальцев. Она поссорилась с сестрой прямо перед нырянием. Почему, почему она такая глупая? Она ведь знала, что несчастье может поджидать когда угодно! Знала, потому что это уже случилось с Хамако! Кай услышала, что родители возвращаются в дом, и быстро переоделась в белую рубаху с широкими рукавами, которую заправила в желтовато-коричневую юбку-брюки. Ей стоило бы разобрать оставленных на веранде моллюсков – хоть как-то помочь матери. Киши бы так и сделала. Но Кай не стала. Просто не могла. Вместо этого она вернулась к лодке.