– Двадцать два.
А он взял и опять меня удивил:
– Это правда, что вас отправили на войну ребенком?
– А с вами разве не так было? Все мы… – я запнулась и поморщилась, будто от этих слов на языке разлилась горечь, – …все мы дети этой проклятой войны.
– Дети? – он невесело хмыкнул. – Я бы сказал, пасынки.
Гром меня понимает? Его тоже лишили детства и юности?
Мы замолчали, глядя друг другу в глаза. Как звери, которые еще мгновение назад скалились, а потом внезапно замолкли, учуяв родство.
Его левая бровь поползла выше, и шрам над ней стал более явным. На виске запульсировала голубая жилка, черты заострились, взгляд стал глубоким, как то озеро за нами.
– Пожалуйста, не нужно продолжать.
Не могу говорить с ним об этом. Говорить о себе и слышать о нем – ни к чему. Это лишнее. Ведь чем выше между нами стена, тем спокойней.
– Хорошо. Но я пришел к вам не за этим. Я признаю, что был не прав у древа желаний, и приношу свои извинения.
Я сперва решила, что он шутит, но в холодных глазах Грома не было ни капли веселья. Меня окатило горячей волной и стало трудно дышать. По щекам поползли предательские розовые пятна.
– Хорошо, что вы это признаете.
В таком духе я могла говорить с Искеном или Рэйдо, а вышестоящим дерзить не имела права. И от интонаций Грома стало не по себе.
– Если вы разговариваете подобным образом и с господином Сандо, то я не удивлен, что глава рода отдал вас без боя.
Прежний настрой его смазался. Гром скрестил руки на груди и взглянул на меня так, будто больше всего на свете мечтал открутить мне голову. Слова извинения дались ему нелегко. А я, вместо того чтобы принять их с распростертыми объятиями и слезами на глазах, огрызнулась.
И все-таки сейчас в его взгляде не было той ненависти и горячечной ярости, что испугала меня два месяца назад.
Но порой отступление – лучшая тактика.
– Вы злорадствуете над женщиной, которую бросили в стан врага?
Ага, отступление. Говорил же Искен: «Не нарывайся». Но жизнь меня ничему не учит. Если молния вскипела в крови, не успокоюсь, пока не выпущу весь пар.
– Вы почетный дипломат, а не пленница. Не стоит драматизировать.
«Заткнись, Мирай! Заткнись!» – завопил внутренний голос с интонациями Искена.
Я вперила взгляд в озеро, надеясь остыть, но и там увидела отражение Грома. Он стал моим личным проклятием. Его тень нависала надо мной, заслоняя солнце.