Деревянная платформа ворчливо отзывалась на перемещение такой странной комплекции. Возвышенные подмостки крепилась к песчаному берегу и слегка выдавались в море.
Необычная персона потопталась у перил. С любопытством всматриваясь и прислушиваясь к затихшему водному простору. Но безмолвие стихии и плотность холодной блеклой мары, надо полагать, наскучили пришельцу быстро. Он повернулся к соленой воде спиной.
Зазвучал высокий, режущий и горластый тенор. Скорее – отталкивающее хрипловатое сопрано. Но заговорившая особа не могла быть феминой, точно.
– Какая только мерзость не рушится теперь с небес… Я был уверен, что эта гадость где-то под ногами. Она меня зацепила. Довольно глубоко. Сволота… Еле-еле зализал рану… Всё-таки интересно, что за хренатень нынче валится сверху… Забавы богов… Или Самого? Странно… Что это с нашим соленым безграничьем, да ещё в такую непростую ночь для нас? Для нас обоих, я подчеркиваю. Не только ты, мой милый страдалец, печалишься. Я тоже грущу весьма. А оно, море-то, как оробело… присмирело… Предчувствует завершение большой-большой истории? Или ждет твоего рассказа о загубленных золотых намереньях? Мальчик мой, бедное-бедное моё дитя… Ну подними очи свои безотрадные. Зачем же я тогда сюда прибыл? Это очень-очень трудный и долгий путь. Ведь не зря же я его откарячил, братец мой стыдливый. Ты сам меня призвал. Ты! решил – здесь и сейчас! Не я! О сколько раз тебя отговаривали от глупостей. Советовали не спешить. Чуть спокойнее идти, разумнее… Сам знаешь… Ну! Не серди меня, мужичок! Солнышко ночное, звездочка моя не ясная… отзови-и-ись… – творец сей тирады явно ерничал и кривлялся.
Честно говоря, я не совсем понимал к кому он обращается. Всюду туман – и всё… Тем более, никто на его выступление не среагировал. Я считал, что это местный сумасшедший. Вид его для подобных подозрений – самый-самый…. Вот оставили дурачка без присмотра. Он и ходит, не зная куда и зачем. И речи вываливает – ни смысла, ни толка…
Зависла пауза. Да и вся окрестность начала обволакиваться подозрительной тишью. Ни ветерка, ни похлопывания волн. Ничего вообще. Немота.
Отупляющее беззвучие подгрызало моё нутро. Я опасался подцепить тяжелую ипохондрию. Не отшагало ещё и года с того дня, как я в последний раз отмерял геометрию одной лечебницы. От угла до окна, от подоконника до лестничного марша. Не вожделел я обратного водворения. Пришла минута для разумных поступков и решений. Я нуждался в позитивной ясности. В свете и добрых понятных лицах. Я всё ещё болен. Я запираю врата безумия навсегда!