– Да, – прохрипела она, выгибая спину. От одной этой мысли ей становится тошно, руки зудят от желания выполнить какое-нибудь дело, лишь бы унять беспорядок внутри.
В какой-то момент все начало катиться под гору, по пути ускоряясь, набирая критическую массу, подобно снежному кому. В мгновение ока, он становится таким большим, что способен скосить любого, оказавшегося у подножья. В центре этого кома, сокрыты банальные человеческие интриги, подавленные эмоции, несбывшиеся надежды. Когда же этот ужасный ком остановиться, растает и оставит все как было?
Чтобы преуспеть в этой жизни, нужно выбрать правильную дорогу, но не слишком бросаться в глаза. Но кажется, что Сяо Мэй не сделала ни того, ни другого.
Светлячки растворились, как и туман, что прикрывал это безумие, творящееся наяву и в кошмарах. Сяо Мэй расправила плечи, провожая взглядом широкую спину.
***
Если бы сейчас проходил какой-нибудь кастинг на очередную дораму с привкусом боевика, то я бы несомненно никогда в жизни не принял в этом участие. Не потому что мне не нравился этот жанр кино, а просто потому что действия в нем практически никогда не имели реальную составляющую. Вряд ли кто-то действительно додумается одеться в черные костюмы с очками, за пазухой вооружиться всем видом оружия, чтобы надрать задницу главному герою. Но кажется, именно этого хотели головорезы.
Никто не заподозрит слепого в злом умысле. Ты придешь в полицейский участок с просьбой забрать полицейскую форму. На память, если те решат уточнить причину. Или ты все еще рассчитываешь ее надеть? ( Дикий смех)
Летнее утро было на удивление холодным и неприветливым, но правая ладонь особо обжигалась огнем собственного тела. Небольшая заколка в форме бабочки была единственной мотивацией, что тащила меня прямиков в то место, где я отчаянно пытался построить карьеру следователя по особо тяжким преступлениям.
Острые концы вжималась мне в руку. Я сам этого хотел.
Двое неизвестных решили быстро обуздать мой нрав, пригрозив расправой близкого человека. Откуда взялась эта брошь – мне было известно: нижний шкаф в спальне мамы, вторая шкатулка с гравировкой дракона, которую я любил рассматривать будучи ребенком.
Кроме мамы у меня больше никого не было. Заколка оставалась самым ярким маяком, и напоминала о жизни с отцом, еще до инфаркта, забравшего его жизнь. Мама никогда не говорила о случившемся, но иногда могла неожиданно рассказать какую-нибудь деталь. Например, что отец, буквально за несколько дней до того, как попал в больницу, ни с того ни с сего начал обсуждать с мамой мое будущее образование, хотя мне тогда было всего лишь четырнадцать, и загадывать на столь дальний период была плохой приметой. Впрочем, это оказалось правдой. Не стоило возлагать огромных перспектив на еще несозревшую душу.