Я не хочу на кладбище любовей,
Поэтому иди уже, иди!
Рабы своих красивых своеволий…
Подумай, что же ждёт нас впереди.
А воспалённость этой лютой жаждой
По-своему прекрасна, уходи!
Сыта по горло я разлучной правдой.
Дай только поцелую. Погоди…
Я не люблю тебя в себе:
Мы так похожи.
И не хочу всю жизнь в борьбе,
Пойми же тоже!
А ведь рассталась я с тобой
В тени урочищ.
Обречена на вечный бой
Душевных полчищ?
Как любишь ты себя во мне!
Звонишь, приходишь.
Мне надоел театр теней.
Ружьё – на взводе.
С собачьими рефлексами не собака
С рефлексами пса я отнюдь не собака,
И если тут даже случилась драка,
Эмпатия гада загрызть не позволит.
(Ведь есть у меня человечья воля.)
Рефлексы мои – из-за жизни собачьей.
(Пусть жертва потом даже и заплачет,
Но слёз этих тварям она не покажет.
Она лучше в морду кому-то вмажет.)
Однако она не убьёт, лишь научит.
(Пускай и охота разбить морды сучьи.)
Но ты ж человек: априори гуманный.
(По жизни ведут лишь одни обманы.)
Брось меня
Глаз у тебя – сибирскою язвою чёрной,
А жизнь моя стала как-то вдруг безоконной.
Вся я – в тебе: центробежность нелепой напасти.
Счастье такое большое – сидеть в тёмной пасти.
Это любовь? Нет, немое больное внушение.
Брось меня, брось – и найду, я, похоже, спасение.