Писец взял со стола маленькую корзинку с финиками и отправился к балкону. Когда он вышел из комнаты, наследный принц грозно посмотрел на воинов, раскачался на цепях и бросил свитки в их сторону, насколько ему позволяли связанные руки.
– Господин? – удивлённо посмотрел на него Аха. Кеми стал быстро собирать папирусы.
– Неужели вы и правда думаете, что я стану переводить эту писанину? – рявкнул Нахтамон.
– Ты бы послушал старика, – шёпотом ответил Аха, остановив раскачивающегося на цепи юношу. – Он, кажется, совсем с катушек слетел…
– Если ты не подчинишься, у него есть второй план, – подтвердил Кеми. – И лучше бы до него не дошло дело.
– Немедленно отпустите меня, – прошипел юноша. – Я щедро награжу вас.
– Ага, а потом нас всех наградят плетью, – угрюмо промолвил Кеми и протянул папирусы Нахтамону.
Юноша недовольно схватил их кистью руки, так как предплечья его были плотно замотаны цепью. В таком положении трудно было даже прочитать текст, не говоря уже о том, чтобы перевести и понять о чём речь. Нахтамон, казалось, и не старался. Когда юношу опустили на четыре пальца вниз, и его изящный хвост погрузился в воду с известью, он не потерял самообладания и не разгневался.
– Поднимите его! – внезапно появился в комнате Медути.
Воины повиновались и вопросительно взглянули на писца.
– Развяжите и ждите меня во дворе, – подтвердил Медути.
Когда юношу поднимали, он больше не сопротивлялся и не пытался наградить своих мучителей гадким словцом. Воины распутали цепи. Нахтамон спокойно размял локти и перевязал побелевший хвост крепкой льняной лентой, чтобы не испачкать одеяния каплями известкового раствора. Когда Кеми и Аха вышли, Нахтамон сел возле столика с зеркалом в серебряной оправе и осмотрел свой хвост.
– Ты ведь уже перевёл тексты. – Произнёс Медути. – Почему молчал?
– Но ты ведь хотел покорности? – ответил Нахтамон. – Хотел наказать меня. Сначала я злился, но потом понял, что это наказание вполне справедливо. У меня только один вопрос. Если того пожелала моя матушка, почему сама не пришла?
– Я понимаю, к чему ты клонишь, – присел рядом с юношей на низкую табуретку Медути. – Твоя мать очень любит тебя и желает только добра, но она, к сожалению, не обычный человек. Она Первая жрица Амона, от неё зависит гармония в мире, благополучие нашей страны и каждого отдельного человека. На её плечах лежит слишком большая ответственность. Поэтому, если она не может быть с тобой, не значит, что ей наплевать на тебя. Ты поймёшь, когда твоим домом станет храм Амона, и ты тоже приступишь к жреческим обязанностям.