– На директорскую «Волгу»? – догадался я.
– Ну да! Это же такой дефицит! На днях лично привёз. Сказал: «Храни как зеницу ока!» Хотела же, хотела в избушку закатить! Ой, дура я, дура! Он меня сожрёт!
– Не переживайте. В обед схожу к Лизиковым.
– Да вы их не знаете! Майка гладиться не дастся! – Зинаида Алексеевна была в отчаянии.
– Я и не собираюсь её гладить! Милицией припугну. Как её отчество?
– Майя Никифоровна.
В обеденный перерыв я пошёл к Лизиковым.
Огромный трактор загораживал вид на принадлежавшую им обшарпанную часть дома. Невольно взглянул на номер: тридцать – четырнадцать!
Двор кишел ребятнёй, нетерпеливо суетившейся вокруг печки-времянки, у которой с мокрым от пота лицом помешивала в бурлящим котле своё варево Майя Никифоровна.
– Подождите! Не околеете, однако! – кричала она на детей.
На крылечке с островками оставшейся оранжевой краски сидел хозяин и курил папиросу. Две страдавшие от жары собаки с высунутыми языками, наслаждаясь, принимали его почёсывания. В тени сеней стояли два приставленных один к другому стола, накрытые дырявыми клеёнками. Три кирпича – два по краям и один в середине – удерживали их от унесения ветром. Пахло берёзовым дымом, вырывавшимся из цементной трубы.
– Коля! Кто пришёл? – крикнула хозяйка.
– Мужик какой-то! – басом ответил Коля и спросил, обратившись ко мне: – Чего надо?
– Я заведующий мастерской.
– И что?
– Николай, ваши дети украли со склада две камеры. Пусть вернут – вот и всё, что мне надо!
– Знаете, что! Идите, однако, к чёртовой матери! – отвлекшись от своего котла и встав в самую отважную позу, заявила Майя Никифоровна. – Как что, сразу Лизиковы! Как будто только мои дети воруют!
– Ваших видели с камерами. Они на речке с ними купались. Но если вы не хотите отдать их по-хорошему, к вам придёт милиция.
– Ой-ёй-ёй! Так я, однако, и затряслася от страха! Плевать мне на твою милицию! Я мать-героиня! Пошёл отсюда, пока поварёшкой по башке не получил!
– Заткнись! – рявкнул на неё муж и, указывая на одного из своих сыновей, позвал: – Ну-ка, иди сюда!
– Я? – спросил белобрысый, подросток лет двенадцати в майке и шароварах, продранных на коленках.
– Нет, не ты! Вон тот, конопатый.
– Я?
– Да-да, ты!
Из столь необычного общения я сделал вывод, что отец не очень коротко знаком со своими детьми.
Набычившийся конопатый подошёл к отцу.