– Это вы, мистер Таддеуш? А это кто с вами? Я не получал никаких распоряжений от хозяина насчет ваших гостей.
– Никаких распоряжений. Вы меня поражаете, Мак-Мурдо! Я же говорил моему брату вчера вечером, что со мной приедут мои друзья.
– Хозяин сегодня весь день не выходил из своей комнаты. Вы и сами очень хорошо знаете наши строгости. Вас я могу впустить, но ваши друзья – они пусть подождут вас снаружи.
Это было неожиданное препятствие. Таддеуш Шолто смотрел на стража растерянно и беспомощно.
– Это очень нехорошо с вашей стороны, Мак-Мурдо! – пролепетал он. – Я отвечаю за них, вам этого должно быть достаточно. С нами к тому же молодая девушка. Ей неприлично оставаться в такой час на проезжей дороге.
– Очень сожалею, мистер Таддеуш, – ответил неумолимый страж. – Гости могут быть вашими друзьями, но недругами моего хозяина. Мне хорошо платят, чтобы я хорошо исполнял свои обязанности. И я хорошо их исполняю. Я не знаю этих людей.
– Да нет же, Мак-Мурдо, знаете, – вдруг добродушно проговорил Шерлок Холмс. – Я не думаю, чтобы вы забыли меня. Помните боксера-любителя, с которым вы провели три раунда на ринге Алисона в день вашего бенефиса четыре года назад?
– Уж не мистера ли Шерлока Холмса я вижу?! – воскликнул боксер. – А ведь он самый и есть! Как это я сразу вас не узнал? Вы не стояли бы здесь таким тихоней, а нанесли бы мне ваш знаменитый встречный удар в челюсть[12], я бы тогда сразу узнал вас. Э-э, да что говорить! Вы из тех, кто зарывает таланты в землю. А то бы далеко пошли, если бы захотели!
– Видите, Ватсон, если моя профессия никому не будет больше нужна, у меня еще есть в запасе мои любительские таланты, – сказал, смеясь, Холмс. – Наш друг, я уверен, не станет дольше держать нас под открытым небом.
– Входите, входите, сэр, вы и ваши друзья, – отвечал привратник. – Очень сожалею о происшедшем, мистер Таддеуш, но порядок есть порядок. Я должен быть абсолютно уверен в ваших друзьях, чтобы впустить их в дом.
За каменной стеной через пустынный парк шла усыпанная гравием аллея. Дом был весь в тени, кроме одной стены, залитой лунным светом, наверху в ней поблескивало окно. От этого огромного мрачного дома, погруженного в тишину, становилось жутко. Даже привычному Таддеушу было не по себе: фонарь дрожал и поскрипывал в его руке.