Поэты и прозаики земли Русской. Выпуск 1 - страница 5

Шрифт
Интервал


И есть тому многочисленные примеры…

Почему? Я думаю, не было суждено.


Не отмерено кем-то, и согласие не получено

Ни на земле, где всегда царит равнодушие,

Да, видимо, и на небе, где тоже есть серые и заблудшие –

Ангелы падшие, пасущие такие же души.


А может, зависть и злость давит кого-то и душит?

А может, хочется унизить поэта и мольбы его слушать?..


Этим, кто подписывает бумажки и дарует визу,

Ставит штампики с серьёзным лицом для вида.

А за этими корочками и маленькими листочками –

Чья-то жизнь понапрасну перечёркнута строчками,


Обретающими жуткий смысл своей каллиграфией.

Для кого-то рутина, а для него – приговор, эпитафия.

Для поэта, давящегося сухими слезами,

Проглотившего стон, уткнувшись в подушку глазами.


И сердце, почти задушенное инфарктами,

Да и без них ранимое и битое разными фактами,

Фатально преподносимыми и горестно ожидаемыми,

Но всегда невыносимыми и скандальными.


Тебе что-то подарено и отобрано что-то.

Как оценить дары и то, что ушло безвозвратно?

И это не подтвердить математическими расчётами

И не обсудить при личной встрече, приватно.


А может, вымолить у гадалки и звездочёта

Или сухими щелчками сбросить костяшки на счётах…


Вот мне, к примеру, уже пятьдесят девять.

А что он, Иосиф Бродский, сумел бы сделать

За подаренные ему, а не мне три года?

Будь это милость Божия или просто природа,


Случай, желание или уже усталость.

А три года – целая тысяча дней или всё-таки малость

В нашем водовороте и безумной гонке событий?

Не скажет никто… и зачем? Всё равно – нам не быть… Им.


«Война и Мир»

Скажите, вы читали про Войну?

Потом о Мире – пухлые два тома

(Они по школе будут вам знакомы) –

От графа русского, от Льва Толстого.

Он дал нам факты, форму, глубину


Любви… переживаний, чувств и боли.

С лихвою ими переполнены страницы,

Где весь сюжет в характерах и лицах –

До мелочей, навзрыд прописанные роли


Пришедших из историй и рассказов,

В которых ложь и правда вместе – сразу.

От автора, не ментора святого,

А от того, кто знал и славил слово,


Внося божественную искренность и силу,

Рождённую в переживаниях и вере

(Блажен, кто в свет и мудрость их поверил).

И солнце поднялось, и осветило,


И обнажило чувственную нежность

И откровенность, страстность и безгрешность

На шпаги острие, в повествованье книги:

В глазах священника и на руках расстриги.


Падение ядра, вращенья бесконечность,