Катус за это время отдалился уже на добрые несколько шагов, но я все равно догнала его.
-2-
– Катус!
– Все в порядке.
Он бросил это на ходу, даже не обернувшись, что полностью и целиком говорит об обратном. У меня нет сил его разубеждать, или пытаться быть более тактичной, потому я просто говорю:
– Я же знаю, что это не так.
Демон резко останавливается и поворачивается ко мне. Руки он засунул в карманы, пронзительным взгляд уставился на меня. Он смотрит и молчит.
– Что?
– Я слушаю.
Я растерянно сложила руки на груди.
– О чем ты?
Его брови раздраженно изгибаются и он напряженно ухмыляется.
– Ну ты же все знаешь! Сама сказала.
Хочется огрызнуться. И я огрызаюсь. Как-то коряво, сама не понимаю, что именно ставлю ему в вину, после чего лишь прикладываю ладонь к собственному лицу и вздыхаю.
– Ладно, как знаешь. Я просто хотела попросить у тебя прощения за отца. За то, что я его убила.
– Это последнее, чтобы я хотел услышать.
Я отнимаю руку от лица и изумленно смотрю на него. На губах Катуса скользит грустная усмешка.
– Атиль, я демон. Привык видеть хорошее даже в самом хреновом.
– Необходимое зло..
– Типо того – он поджал губы и нехотя добавил – знаешь, я ненавидел своего отца в той же мере, что и любил. Думал, он испытывает ко мне тоже самое.
Его губы вновь исказила болезненная усмешка.
– Но как выяснилось, кроме ненависти ко мне в нем ничего не было. Он с такой легкостью отказался от меня, словно..
Катус замолчал. Он не подбирал слов – просто замолчал, глядя в некуда стеклянными глазами, будто перед ним вновь и вновь вставала картина, где Сатана со смехом разрешает Витаци убить его, сообщая, что есть вещи и поважнее сына.
Я протянула руку и едва ощутимо коснулась пальцами его щеки. Раны практически полностью исчезли – никаких серьезных, дабы нужно было вмешательство медицины, у него не было. А может, просто сила была большая, чем у остальных ангелов и демонов, что валялись по койкам.
Катус перевел взгляд на меня, остановившись на глазах.
Когда он притянул меня в свои объятия, я не стала сопротивляться – напротив, покрепче обхватила его шею, будто ища в тепле его тела собственное утешение, ограждение от всего, происходящего во вне.
Он умостил подбородок мне в ямку между плечом и шеей, и прошептал:
– Ты тоже прости меня.
– За что?
– Поводов было более, чем предостаточно. За все мое скотское поведение. Если когда-то.. причинял боль. Я не умею по-другому, учителей не было.