– Джина эль-Бердо! – выкрикнул герольд, когда я соскочила на землю, – эль-Бедро! Эль… – смутился и затих.
Две девочки-близняшки в одинаковых платьицах нехотя выпрямились и вяло побросали в нас лепестки цветов. Тоже изрядно увядших.
Мы не стали никого задерживать и переместились во дворец. Нам приготовили комнаты над кухнями. Прямо скажем, места для неудачников. Но я относилась к этому по-философски. Будь я принцем, мне бы тоже не было дела до тридцать второй кандидатки мне в жены. Кроме того, убранство комнат было неплохим. Да, что уж там: в Хоупсе такая роскошь не снилась даже наместникам короля, поэтому мы с Элиной тоже не очень-то оскорбились.
Следует особо отметить ужин, которым мы питались в первый вечер после нашего прибытия. Он был красив, но когда мы приступили к делу, то пришли в недоумение. Либо нас решили посадить на диету, либо у королей принято по вечерам любоваться едой, а не есть ее. Нам с компаньонкой, ложась по кроватям, следовало уповать лишь на завтрак, который просто обязан быть съедобным.
– Вот ведь зараза, – прошипел в ночи голос Элины, – есть хочу до поросячьего визга.
– Леди Эртон, – заметила я, – воспитанные девушки не позволяют себе таких выражений.
Тихое уханье совы за окном прервало наш диалог, и мы некоторое время глядели на желтый диск луны.
– Я бы сейчас съела тех сдобных булочек, которые готовит наша кухарка, – застонала Элина.
– Уймись, иначе я кину в тебя башмаком, – вздохнула я, чувствуя, как от голода сводит живот. – Что б тебя, Элина! Надо было съесть хотя бы тех моллюсков!
– Которые пахли кислым молоком?
– Их вымачивали в вине, – напомнила я слова лакея и спустила на пол ноги.
– Ты куда? – встрепенулась подруга, сбрасывая одеяло. – Это тебе не Хоупс, Джина. Здесь нельзя разгуливать по ночам в одних только сорочках.
– А что ты скажешь, если я принесу с кухни толстую, сочную баранью ногу? А?
Мы обе видели это угощение через окно, когда проходили под ним сегодня.
– Что это испортит мою прелестную фигуру, – кисло улыбнулась компаньонка.
– Что это не даст нам умереть от голода.
– Ты бьешь по самому больному, – надулась она, набрасывая на плечи одеяло, – я не могу устоять против баранины.
– Тогда сиди тихо и жди, когда я вернусь, – я подошла к окну и, растворив его, глянула вниз. – Кажется, там никого нет. Дай-ка мне край одеяла, я хочу спуститься.