Всё поплыло перед глазами, Тихон уже не видел, как потемнело вокруг, как сам собой зажегся фитилёк керосиновой лампы, стоявшей прямо за валуном, как стих ветер, и успокоились вороны. Как ослабел голос знахарки – грозный, зовущий, способный заглушить шум ветра – сменился едва различимым шёпотом.
– Ну всё, малыш, – легла на плечо тяжёлая ладонь, – Идём, милый, отдохнуть тебе надобно.
Солнечные лучики, забавляясь, трогали мальчишеское лицо, путались в ресницах, щекотали короткий прямой нос с россыпью мелких веснушек, гладили острые скулы, пересохшие губы, ласково касались полукружий синяков под закрытыми глазами. Вот – разбудили. Мальчишка сладко потянулся, до самого подбородка натянул на себя старое лоскутное одеяло, намереваясь ещё поспать, но сон уже прошёл, уступив место воспоминаниям.
Сон? Или явь? Могло ли с ним, маленьким и хилым, случиться такое чудо? Тихон и верил, и не верил, пока осторожно не провёл кончиками пальцев по тонким, едва схватившимся рубцам на обеих ладонях. Было. Не сон. Мальчик осторожно, придерживая одеяло, сел на лавке и, кажется, только тогда открыл глаза.
Всё та же избушка, всё тот же волк у входа, всё та же женщина суетится возле печи.
– Проснулся? – не глядя на мальчишку, спросила она. – Вот и хорошо, вот и ладно. Умойся в сенях, сейчас покормлю. И поговорить надо, многому ты теперь, Тихон, обучиться должен.
– А домой? Ты меня отпустишь?
– Так держу разве? Вот поговорим, и отправишься. Леший проводит. До самой околицы доведёт.
Тихон кивнул, охнул, сползая с лавки, сообразив, что голый, подхватил штаны, висевшие на верёвке, смущаясь и краснея, натянул их на себя и, не смея глаз поднять на хозяйку, выскочил в сени. Умывался долго со вкусом, но тянуть дальше было нельзя, утёрся, не найдя полотенце, собственной рубахой, шагнул к столу.
Рядом с миской, полной рассыпчатой картохи, сдобренной маслом и зелёным лучком, лежал его крестильный крестик. Мальчик, нахмурившись, посмотрел на хозяйку, та лишь фыркнула, небрежно смахнув крест со стола куда-то под лавку.
– Не нужен он тебе боле. – Сухо сказала она. – Не помощник. Держи.
На ладонь Тихона опустился странный предмет. Больше всего он напоминал квадрат, поставленный на ребро, внутри которого бился, расцветал живой огонь, выпуская наружу, за грани квадрата, острые лепестки пламени. Предмет был искусно вырезан из тёмного дерева, отполирован до блеска, и шло от него воистину необыкновенное тепло, будто внутри деревянного пламени жило и тихо теплилось пламя истинное.