В коридоре Ася уже собирала группу на поход в кафе, чтобы отметить последний экзамен и начало летних каникул. Запиликал телефон в сумке, и наша заводила убежала в открытую аудиторию. Ее не было подозрительно долго, ребята начали расходиться, кто-то выкрикнул название кафе, куда направлялся костяк, шумная орда затопала по лестнице.
Я заглянула в аудиторию. Ася сидела на столе и пудрила лицо. Ее нос и глаза были опухшими и красными, губы подрагивали. Она посмотрела на меня, испуганная, растерянная. Она силилась, чтобы не расплакаться вновь.
– Что случилось? – спросила я.
Ася помотала головой. Я обнала ее, она задрожала.
– Бабушка умерла. Мама плачет, надо ехать в больницу, она просит меня. А я не знаю, что делают в таких ситуациях. Куда? Как? Но надо же ехать…
– Поехать с тобой?
– Нет, меня брат сейчас заберет. Но я все равно не знаю, что делать. Страшно, но маме ведь сейчас хуже, чем мне, верно? Значит, я должна собраться и сделать все, что нужно…
– Вас там попросят подписать бумаги и выдадут справку, с которой нужно будет поехать в нотариальную контору, чтобы всё организовать. Дома у бабушки должны быть документы на собственность места на кладбище, их нужно найти.
– Откуда ты знаешь?
– У меня большая семья. В больших семьях часто кто-то умирает, – ответила я.
Настя положила голову на мое плечо. Она была хрупкой и легкой, как воробушек. И совершенно беззащитной перед реальной, не вузовской, жизнью. Она была нежной и ранимой, но тогда, в восемнадцать лет, такие черты надежно скрывали под ярким макияжем и вызывающим поведением.
– Спасибо тебе большое. Я пойду, – подтирая нос салфеткой и поправляя замявшуюся юбку, сказала Настя. Она сползла со стола и обратилась вновь в ту Асю, к которой привыкли на кафедре.
– Позвони мне потом, – попросила я.
Мы стали видеться чаще и обнаружили много общего. Мы любили дурачиться и мечтать о будущем – непременно ярком, веселом, пропитанном предзакатным солнцем и любовью. В дни, когда после учебы Асе не надо было на работу, мы часто сидели на больших гранитных кубах в студенческой аллее и болтали. Как-то в особо погожий денек я дунула на одуванчик, и стайка пушистых зонтиков понеслась на Асино лицо. Она поморщилась.
– У тебя есть мечта? – спросила я.
Не открывая глаз, продолжая впитывать солнечное тепло, Ася начала говорить: