И камни на песчаном дне.
Набит язык, и глаз наметан.
Любовь моя, тебя ль судить?
Не то чтоб словом, а намеком
Боюсь тебя разбередить.
СМЕХОВ: Он был замечательный рассказчик. Надо собрать его истории, и они, может быть, тоже смогут войти в спектакль.
ЛЮБИМОВ: Это прекрасно стыкуется с разговорами могильщиков – ведь они шуты и могут говорить абракадабру.
АНТИПОВ: Я помню, когда привезли впервые для «Гамлета» в театр настоящий череп, взял его в руки и сказал: «Ну что, Йорик, где твои шутки?» В это время слушали пленки с песнями Высоцкого… А он: «Ты что болтаешь?»
ДЕМИДОВА: Это безбожно, нехорошо. Ведь в «Гамлете» не случайно говорят с Йориком, с которым зритель не встречается.
ЛЮБИМОВ: Я за настоящее искусство, я не предлагаю брать его череп. Это будет хуже Хичкока. Тут череп – символ. Когда я вставил его песню в «Дом на набережной», мне говорили: безвкусно. А сегодня, наверное, все уже по-другому воспримут.
ФИЛАТОВ: Однажды мы заговорили о песнях с ним. И я откровенно сказал: «Мне, знаешь, твои серьезные песни не очень нравятся. Это, по-моему, Джек Лондон, Клондайк. Смешные песни тебе ближе». А вот теперь, после того как его не стало, я зашел в бар и услышал «Коней» и ощутил, как это важно. Переоценка произошла вкусовая.
ЛЮБИМОВ: А мне «Кони» и раньше нравились, и «Охота», и «Банька» очень на меня действовали.
СМЕХОВ: Надо бросить все и делать этот спектакль.
ЛЮБИМОВ: Я хотел бы, чтоб осенью, к началу репетиций, все пришли с конкретными разговорами, с листами, на которых изложите свои соображения, спектакль должен вариться, как в лучшие годы, сообща.
ФИЛАТОВ: По-моему, даже по вашему эгоизму каждый должен это понимать. Я вот все ночи с ним – пишу, чтоб существовать. Ведь он подвел черту, как верно сказала Демидова.
ЖУКОВА: Кто из композиторов будет работать над спектаклем?
ЛЮБИМОВ: Я думаю, ближе всех ему был Шнитке, он и музыку прощальную помогал подбирать. И Денисов с радостью поможет.
ТРОФИМОВ: Тут уже говорили – важно не омрачить его образ. Поминки – в этом будет что-то достойное. Надо, чтоб он был всеми гранями открыт.
ЛЮБИМОВ: Спектакль как дитя. Никто не может знать, каким он получится. Я специально провоцирую вас на контрход, может быть, кто-то предложит иное решение спектакля, какой-то другой мощный ход.
БОРОВСКИЙ: Помните, Юрий Петрович, было несколько репетиций, когда вы с Володей хотели сделать его моноспектакль о войне?