Аспазия стала не только женой Перикла, но его первым советником и помощницей. Она сопровождала супруга в военных походах и составляла речи для его выступлений в народном собрании. Правитель позволил женщине участвовать в принятии политических решений, и это был исключительный случай за всю историю античной Греции, когда философы и политики следовали советам женщины. Речь, произнесенную Периклом при погребении воинов, павших в битве при Пелопоннесе, Платон в диалоге «Менексен» приписывает именно Аспазии: «…Свидетельства почтения и скорби при виде павших за отечество граждан громче возвещают нашу благодарность, чем это в состоянии сделать слово… Но обычай требует речи; прежде всего же я хочу говорить о нашем достохвальном государстве, за которое проливали кровь эти воины… Республика наша велика и славнее всех; трудами и жертвами наших отцов она так расцвела, а мы наслаждаемся этим процветанием… Мы живем под государственным устройством, благодаря которому каждый гражданин равноправен перед законом, в то же время имея средства благодаря собственному внутреннему достоинству достигнуть общественного почета, насколько он в себе самом обладает талантами сделаться благодетелем государства… Если лакедемоняне приготавливаются к войне железным упражнением с самого раннего детства, то мы доказали, что при наших более светлых обычаях и привычках мы приготовлены к ней не менее их. Таким образом, мы соединяем интерес к тому, что прекрасно и приятно, с образом жизни, делающим человека способным к воинским напряжениям; мы стремимся к образованию и обширным знаниям, не теряя через это своей крепости. Мы мужественны и готовы на крайнее, потому что мы не боимся ужасов войны, и в то же время умеем в полной мере пользоваться дарами мира. Таково государство, за которое эти воины с честью погибли на поле брани, дабы оно не было оскорблено в своих правах, и за которое оставшиеся в живых также охотно будут терпеть, сражаться и, если на то воля богов, умрут!» Надо признаться, что женщина, способная составить подобную речь, способна так понять афинскую душу, не будучи сама прирожденной афинянкой, уже одним этим заслужила бессмертие.
Исключительное положение Аспазии сделало ее мишенью для политических противников и простых горожан, которые подвергали ее клевете, насмешкам и поруганию. В городе стали говорить, что «милетская изгнанница» превратила жилище правителя в дом разврата. В конце концов народное собрание обвинило ее в сводничестве, безнравственности и развращении юных афинянок, и Аспазия предстала перед судом. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы защитником не выступил сам Перикл. Великий правитель плакал. «Он вряд ли пролил бы столько слез, если бы речь шла о его собственной жизни», – иронично заметил Эсхил. Слезы отважного полководца и государственного мужа настолько поразили судей, что те сняли все обвинения.