Не довелось крепостице встречать набеги. Ни разу не подступали к ней враги, не пролилась на ее стенах людская кровь. Стояла мирно, была опорой переселившемуся сюда люду.
Внутри ее располагались две курные избы. Одна больше и попросторней для княжеских воев[5], другая поменьше, но повыше, с пристроенным крыльцом для боярина. Два крытых навеса. Один с длинными столами и скамьями по бокам, другой заваленный сеном. Коновязь да колодец с длинным журавлем посередине двора. Вот и все постройки, тесно заполнившие крепостной двор.
Вечерело. Неродовитый рязанский боярин Евпатий, прозванный за сноровку в ручном бою Коловратом, вышел на крыльцо. За строптивость свою служба его теперь была вдали от Рязани. На самых дальних рубежах Рязанских земель.
Во дворе шумело побоище. Трое молодых воев в доспехах, но без щитов рубились с Демьяном. Крепкий боец, бывалый княжеский дружинник Демьян укладывал на землю одного за другим. Остальные, кто не спал под заваленным сеном навесом, стояли кругом. Балагурили.
Евпатий молчаливо глянул на круг и обвел взглядом крепостные стены. На каждой из стен на сходнях стояли стражи, от их взора ничто не должно было укрыться за стенами крепостицы. Они изредка, украдкой поглядывали внутрь двора, но, приметив старшего, и вовсе повернулись спинами. Двое стражей стояли и около ворот.
– Куражатся. Поутру не натешились, – к крылечку подошел сотник Митяй.
– Коли силы девать некуда, пусть тешатся.
– Пусть. Пусть. Молодые ишшо.
Евпатий мотнул головой.
– Этих троих с утра поставь с кем постарше. Руку держат нетвердо. Скоко времени в дружине, а никак не обучатся.
– Сам с ними встану. Поднатореют.
Не став более смотреть за бойцами, боярин вернулся в избу.
Переведя дух, Андрейка хотел было вскочить на коня. Не годится вою вперед коня в крепостицу бежать. Смеху потом не оберешься. Да вот конь совсем сник. А молодого да бойкого заслужить еще надо. Пришлось снова бежать.
Заметили его издали. Навстречу вышла пара воротных стражников. Один из них – известный весельчак Клим с копной непослушных рыжих волос, выбивающихся изпод шишака[6], – подхватил коня под уздцы. Все его звали Рябой. Другой – Горюн, меченный шрамом через все чело, – хмуро спросил:
– Эк тебя угораздило. Стряслось чего?
В горле у Андрейки пересохло от долгого бега. Вместо ответа он поперхнулся и закашлялся.