Те трое суток, пока длилась беспросветная свинцовая ночь, всему Египту показались вечностью. Казалось, теперь так будет всегда. Но вдруг новый рассвет озарил землю. Но кто знал в Египте, что это Моисей в очередной раз получил разрешение покинуть со своим народом долину Нила?
Юный сын дамасского купца, как и прислуга, выполз из палатки и прищурился на восходящее солнце. Не было еще чуда прекраснее на земле, чем это возрождение жизни. Надежда и счастье пронзили в эти минуты каждого, кто увидел рассвет. Сам купец занемог, и все это время сын держал его за руку. Но вот он вышел из палатки и двинулся по песку навстречу первым лучам, разрывающим тьму. Все остались позади. Он поднялся на холм и увидел гигантский сгусток тьмы внизу, который рвал утренний свет. Но что-то было не так в обрывке кромешной тьмы. И тут по спине юноши пробежал холодок, а за ним колючая ледяная змея обожгла его. Юноша оцепенел, глядя вперед. Темный силуэт! Женщина! Тьма рассыпалась, но оставляла женский силуэт, который обретал объем и плоть. Скоро утренний свет и порывы ветра унесли последний зыбкий сумрак, и теперь на песке стояла обнаженная, смуглая, удивительной красоты, с черными, сияющими, как жемчуг, волосами до самых бедер. Она воплотилась из этой тьмы – и тоже посмотрела на обомлевшего юношу. Глаза в глаза.
– Подойди, – наконец повелительно сказала она.
Он не осмелился ослушаться ее и спустился с песчаного холма. Да, она была обнажена, оттого казалась еще более естественной и прекрасной. Линия бедер, живота, высокой, косо расходившейся в стороны груди – все манило взгляд юноши, так и тянулось к нему.
Она улыбнулась:
– Ты боишься меня?
– Немного, – ответил он и осторожно добавил: – Я видел: ты вышла из тьмы.
– Это не страшно, милый. Все люди выходят из тьмы – из чрева своих матерей. И ты вышел когда-то. Разве не так?
– Пожалуй…
– Как зовут тебя, прекрасный юноша?
– Бальтазар, – ответил он.
– Кто ты и откуда? Какого племени?
– Я из Дамаска. Мой отец – сириец, мать – египтянка, неподалеку наш караван, – кивнул он назад. – Мой отец занемог, уже сутки он не приходит в себя, тьма едва не сгубила его.
Он глаз не мог оторвать от ее налитой и желанной груди.
– Дай мне руку, – мягко повелела она. – Не бойся.
Он протянул руку, и она взяла ее – как же горячи были ее ладонь и пальцы! Будто раскаленная на солнце горсть песка. Молодая женщина положила его руку на упругую грудь.