– Ясно, подождите немного. Скоро будет ещё чтение.
Поблагодарив раввина, мы отошли в сторону.
– Чтобы мы без него делали? – спросил Меир.
– Вставали бы вовремя, – предположил я.
Пока мы ждали Эфраима, Меир рассказал мне про новый молодежный проект, в который требовался координатор.
– Может отправишь им резюме? – предложил он. – Что ты в конце концов теряешь?
– Мне нравится моя работа, – прямо ответил я. – Не хочу ничего менять. Во всяком случае, сейчас.
– Эй, парни, – прервал нас чей-то голос.
Мы подняли взгляд на лестницу. На ней стоял пожилой мужчина с седой копной волос. Он напоминал увлеченного предметом ученого, которого не интересует ничего, кроме науки.
– Помогите пожалуйста.
– Что нужно делать? – спросил Меир.
– У меня тут книги, – скрипучим голосом произнес он. – Нужно перенести с третьего на четвертый. А лифт в праздник не работает.
Я вопросительно посмотрел на Эфраима.
– Идите, конечно, – сказал он. Это смотритель нашего музея. Я потрублю женщинам, а потом ещё раз для вас.
– Спасибо вам, – сказал мужчина. – Спонсоры передали важные экспонаты. Пришлось разгрузить экспозицию. А у помощников сегодня выходной.
Мы поднялись на пару пролетов, и следуя за нашим провожатым, вошли в Зал памяти – музейное пространство, посвященное участию евреев в Великой Отечественной Войне. Сбоку от двери стояли несколько картонных коробок с книгами.
– Всего на один этаж поднять, – сказал смотритель. – Извините, что в праздник пришлось.
Перетащив коробки наверх (они оказались не настолько тяжёлыми, как казались), мы огляделись.
– Ещё раз спасибо! – повторил он.
– Не за что, – Меир отряхнул руки и посмотрел на меня. – Был здесь раньше?
– Да как-то мельком, – ответил я. – Толком ничего не видел.
– Это Зал героизма, – пояснил смотритель. – Здесь рассказывается о том, как в годы репрессий и гонений евреи сохраняли верность традиции.
Мы молча огляделись. Мой взгляд скользнул по стенам и остановился на ряде черно-белых фотографий напротив. Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, я подошёл ближе, чтобы лучше рассмотреть их.
– Это раввин Гурарье, – сказал Меир.
– Тот самый? – удивился я, чувствуя, как внутри шевельнулось какое-то неясное беспокойство.
– Да, – Меир тоже приблизился к галерее. – Вот фото в синагоге, – он указал на портрет. – Вот в кругу семьи.