Мы оба замолкаем. И молчим, наверное, с минуту. Каждому есть о чем подумать.
– Что будете делать с книгой? – словно очнувшись ото сна, спрашивает смотритель.
– Ее место здесь, – отвечаю я.
Он весь светится, словно ребенок, которому подарили щенка.
– Спасибо… Вы не представляете, насколько это ценный подарок…
Молча киваю.
– И все же, может, расскажете, как этот сидур попал к вам?
– Слишком долгая история…
– Ну, может когда-нибудь?
– Может быть.
Я перевожу взгляд на семейную фотографию раввина Гурарье.
Дина улыбается и выглядит такой счастливой…
И чем дольше я смотрю на нее, тем больше мне кажется, что она улыбается только мне одному.
Одежда для пустоты
>рассказ
Орен проснулся от собственного крика.
Сел на кровати. Обвел комнату рассеянным взглядом. Вытер выступивший на лбу пот.
Сердце билось так часто, что казалось, еще немного и взорвется. Свет фар от проехавшей под окнами машины скользнул по стенам и выхватил из темноты армейскую фотографию в простой деревянной рамке.
На лицах сослуживцев защитная краска. В руках укороченные винтовки для ведения боя в городских условиях. Сам Орен сосредоточен. Показывает пальцем куда-то в сторону покрытых зеленью гор, и смотрит на солдата с рацией за плечами.
Почувствовав его волнение, Майя тоже открыла глаза.
– Снова тот же сон? – спросила она.
Орен кивнул. Потянулся к тумбочке, где лежали таблетки, но случайно задел стакан с водой. Тот с шумом упал на пол и разбился. В детской тотчас заплакал ребенок.
Майя включила ночник. Поднялась с кровати.
– Ничего, – тихо сказала она. – Я укачаю.
– Хорошо.
Он откинул одеяло и начал собирать осколки.
Колыбельная Майи напомнила ему детство. Слова давно забылись, но мелодия, словно одинокая бабочка под холодным лучом осеннего солнца, все еще жила в голове.
Завернув осколки в газету, Орен вышел на балкон.
На старой, рассохшейся от жары полке лежала пачка дешевых сигарет. Он закурил. Дым поднялся в небо и растаял в подсвеченной софитами вышине. Внизу пульсировали огнями улицы большого города.
Это была Майина идея – сразу после свадьбы переехать в Тель-Авив. Орен понимал, здесь больше возможностей, но душой был привязан к северу. Ему, выросшему среди галилейской тиши, так и не удалось привыкнуть к духоте, загазованному воздуху и вечному шуму. Он надеялся, что когда-нибудь они переберутся в горы. Может быть, в Маалот или Цфат. Туда, где зимой выпадает снег, а в синих сумерках слышны крики перелетных птиц.