– Пора бы перестать книжками баловаться, Сережа. Они и придуманы только для того, чтобы сбивать тебя с толку и выдумками потешать.
– Интересно, Татьяна, чем это у вас, в кругах высшей интеллигенции, принято таким «баловаться», да и чтобы толково? – диалоги с это девушкой превращались в какое-то словесное состязание, конфронтацию, где нет никаких компромиссов или уступок, только победа, и только поражение.
Такие моменты были единственными яркими вспышками крайне стабильных отношений. От повторяющихся всплесков адреналина наступает моментальная зависимость, и дикая ломка при их отсутствии, и тогда в какой-то момент это стало совсем невыносимо.
– Не задирайся, баловство вообще строго по вдохновению. Так можно пробаловаться до самой смерти, и ничего серьезного не увидеть, – было в ее словах что-то отталкивающее и колючее, с большим намеком на обиду.
– И часто в тебе это вдохновение просыпается? Я чисто из своего праздного любопытства спрашиваю.
– Каждую неделю, пока скучно не становится.
– Скучно? Татьяна! Для такого моралиста как ты – это почти грех.
– Ты слишком беспечный, Сережа, понимаешь? И все это тебе трезвый ум туманит.
– Ну уж нет, это забота по части алкоголя. А я, благо, еще слишком глуп, мне еще скучно не бывает, чтобы думать: книжки читаю, видишь, и улыбаюсь по утрам. Ты не думала, что излишняя серьезность – тоже своего рода беспечность? А если и выбирать, то я лучше подохну, чем сморю себя в скуке.
– А я бы с радостью сморила себя в скуке со смертельно скучным человеком. В вечные страсти, я, как девчонка, не верю. Скука – это нормально, а страсти – это тортик к чаю. А от тортиков полнеют и диабетом обзаводятся, сам знаешь. Но ведь нет – все вокруг такие незаурядные и веселые, книжки цитируют, и улыбаются от чего-то по утрам, что аж при всем желании не подохнуть от скуки. – Таня отвернулась в окно, зажав в руках полотенце, вроде с улыбкой, а вроде вот-вот слезы из глаз польются. И только под светом окна он увидел, как за одну минуту её лицо осунулось, глаза припухли, и, всегда ровная осанка, чуть пригнулась к полу. В душе почувствовал себя за это виноватым, и ему стало совершенно не по себе.
– Повезло тебе, что ты не сладкоежка. – поцеловал ее в щечку, и пошел собираться. Решил, что на картины не пойдет. Совесть не позволяет вот так взять и на все готовенькое пристроиться.