– А портуны, они как появились? Откуда? Кто их придумал, кто построил?
– Всегда были, с самого начала. На моей память, по крайности, так. Видимо, возникли в соответствии с божественным планом.
– Пф! – Сан Саныч покачал головой.
– Что, верится с трудом?
– Да… Нет. Не в этом дело. Просто, немного оторопь берет оттого, насколько все здесь близко к началу начал. И то Господь сотворил, и это… Понимаете? Это как если бы оказаться в Иерусалиме времен Пилата и увидеть события из Библии собственными глазами.
– Не очень понимаю, о каких событиях вы вспоминаете, но, в целом, верно подмечено. Так все и есть. Хотя в последнее время все стремительно меняется. Но еще пару слов про наш город. Лимбонго устроен кругами. Их много.
– Девять кругов ада?
– На самом деле, больше. Не девять, а девяносто девять. Возможно, что девятьсот девяносто девять. Никто точно не знает. И не все они похожи на ад, кстати, только самые дальние.
– А те, что расположены ближе к центру…
– Соответственно, они ближе к раю. Особенно же выделяется в этом плане Центральный круг.
– Садовое кольцо.
– Это что такое? Не ведаем. Лабиринт, который вы видели, возведен в пространстве между двумя кругами, и, наверное, это единственная постройка в таком месте. Естественно, она неофициальная. Само собой, о Лабиринте никто не знает, и знать не должен. Это в порядке напоминания и предупреждения. Вообще же, простым лимбожцам вход в между круговые пространства закрыт. Да и вообще, передвижение из круга в круг затруднительно, а по собственному желанию – почти невозможно.
– Почему так?
– Потому что каждому назначен свой круг испытаний.
– Кто его определяет, круг испытаний? Кем переход закрыт?
– Он не закрыт вообще, но жестко регламентирован. Я все расскажу, слушайте. К тому и подхожу.
Пользуясь тем, что внимание остальных поглощено разговором, Тянский подтянул к себе котелок и, как бы ненароком, машинально, черпая ложкой прямо оттуда, принялся доедать гуляш. Он жевал с остановившимся взглядом, но все же, слова, произнесенные, не пролетали мимо его ушей, в нужных местах он, соглашаясь с Худодо, кивал. Левой рукой он отламывал от краюхи небольшие кусочки хлеба и, чередуя с ложечными порциями гуляша, бросал их в рот. Лицо его было довольным, сосредоточенным и в значительной степени отстраненным. Очевидно, таков был его персональный путь просветления, и он шел по нему.