После знакомства с Арикарой его, офицера службы безопасности, как-никак, личные представления о реальном и нереальном, о возможном и невозможном, сильно изменились. Очень сильно. Пошатнулись, можно сказать, сами основы. И, как результат, –он здесь. Мог ли он думать об этом даже еще полгода назад? И сам бы не подумал, и подчиненным не позволил. Тем не менее, тем не менее…
Он нахмурился и немедленно погнал прочь несвоевременные мысли. Откуда только взялись? В то время, когда обстановка требовала максимальной концентрации. Вообще-то, Сан Саныч умел отлично мотивировать кого угодно, в первую очередь, себя. И мотивировал. И даже кое-что получалось. Но почему-то не теперь. Мысли все возвращались к недавнему прошлому.
Удивительно, какую прозорливость, иначе не сказать, и гибкость ума проявил в связи с этой историей генерал-легат Разгильдеев, Автомон Иванович, командующий Особого легиона, в тот памятный день, когда он, Александр Александрович Доманский, едва назначенный начальником контрразведки Легиона, пришел к нему для разговора. В то, что он тогда задумал, можно было ввязываться, только заручившись согласием и поддержкой начальства.
Генерала Разгильдеева за небольшой рост и крутой, необузданный нрав подчиненные прозвали Шотландским Пони. Сан Саныч знал, что больше всего тот не любил, когда разговор с подчиненными принимал слишком расплывчатый или, не дай бог, метафизический характер. Тогда он, что называется, сатанел и бил копытом, и немедленно заставлял докладывать себе ясно, коротко и по существу. Поэтому к данной теме, самой что ни есть потусторонней, Сан Саныч даже не знал, как подступиться.
Тем не менее, набрался решимости и каким-то образом вырулил, изложил вопрос по возможности кратко. Собственно, долго и говорить-то было не о чем. Каких-то сведений и конкретных данных было всего ничего.
Автомон Иванович, выслушав начальника контрразведки, скривился, будто поцеловал взасос лягушку, взял в руку карандаш и минут пять, хмурясь, настукивал им по столу. Думал. А, может, привыкал к новому для себя строю мыслей.
– И что, ты хочешь, чтобы я во всю эту галиматью поверил? – спросил он, наконец.
– Придется, господин генерал-легат, – сказал Сан Саныч.
Разгильдеев еще сильней поморщился и покачал головой. Соглашаться ему явно не хотелось. Не в его правилах было легко сдаваться, тем более, когда вопрос не представлялся ясным вполне.