– Ты рассказал мне кучу полуправды о фейри, заменив ею реальность. То, что ты не лгал, еще не означает, что ты был честен.
Я провела языком по зубам, борясь с приступом тошноты, волной поднимавшейся у меня в животе. Он смотрел на меня, как будто ничего не изменилось, как будто он все еще был человеком, в которого я влюбилась, потеряв голову. Но… из-за него я потеряла не только голову – я потеряла все.
Он был виноват в том, что моя мать осталась одна в деревне, населенной жестокими людьми, которые больше в ней не нуждались. Он был виноват в том, что тело моего брата плавало где-то в море. Если бы Калдриса не существовало, я была бы уже… мертва, но, по крайней мере, с моей семьей ничего бы не случилось.
– Я просто никогда не говорил тебе, что я – фейри. В этом, если хочешь, можешь меня винить, но только тогда, когда точно ответишь на вопрос – зачем это было необходимо? – сказал он, склонив голову набок.
Он наблюдал за мной и видел, что в глазах у меня горит ненависть.
– Ты забрал у меня все, – ответила я.
Слова прозвучали с такой же хрупкостью, какую я чувствовала внутри. Возможно, он не был виноват в событиях, которые привели к моему падению, но все равно все они были так или иначе сопряжены с ним. С его существованием и с этой дурацкой связью, что нитью протянулась между нами, несмотря на мое желание разорвать ее в клочья, как будто она имела какое-то право владеть моей душой, несмотря на мои возражения.
Он поднял руку, чтобы коснуться моей шеи, и завитки его метки фейри ожили, извиваясь у него по коже. Черный круг на тыльной стороне его ладони стал казаться каким-то более глубоким, от него отходили затененные щупальца чистой тьмы, будто он не мог полностью сдерживать сочившуюся из него магию. Чернила его метки расползались все дальше и уже скользили по всем его пальцам.
– Все? Ты имеешь в виду свою невообразимо прекрасную жизнь? – спросил он хриплым от ярости голосом. – Домогательства и издевательства лорда вашей деревни. Ежедневный адский труд до кровавых ран и шрамов, чтобы накормить людей, которых ты не знаешь и, очевидно, никогда не узнаешь.
Он взял меня за руку, сжал ее и провел большим пальцем по бледным белым шрамам, оставленным шипами кустов с лиловыми ягодами. Круг, который когда-то казался тусклым по сравнению с остальной частью моей метки фейри, ожил под его прикосновением. Рука у меня загорелась, метка запульсировала, направив ударную волну обжигающего жара сквозь мои пальцы, чернила сплелись вокруг костяшек, чтобы совпасть с его кругом.