Перед дверью кабинета он на секунду замер, переводя дух. Встав во главе семьи, он позабыл о чувстве иррационального страха. Возможность в мгновение ока предстать перед Апостолом переросла в издержки профессии. Смерть стала частью жизни. Аль просто забыл, каково это – бояться. До недавних пор. До тех, пока прошлое в больничной пижаме и промокших в бензине кедах, не постучало в дверь. Он боялся войти внутрь кабинета ровно так же, как и желал. Ящик Пандоры. По-другому не описать, с чем предстояло столкнуться.
За годы, проведенные в бизнесе, Альберто уже попривык самостоятельно вести дела и принимать судьбоносные решения, но появление старого друга заставляло все внутри трепетать от предвкушения, как и два десятка лет назад. Интерес, любопытство, азарт захватывали с головой, затягивали в паутину с узором, понятным лишь его создательнице. Аль всегда с интересом и восхищением смотрел на кружево, в которое превращалось хитросплетение судеб в ее руках. Самому же Альберто она всегда вручала клубок, выводивший из лабиринта целым и невредимым. В этот раз он ждал того же, но уже учитывал риски: кончиком трости толкнул дверь и вошел, не говоря ни слова.
– Ты злишься, – она даже не повернулась и не оторвалась от чтения: длинные пальцы осторожно перебирали газетные листы, лежавшее на коленях. Все та же, что три десятилетия спустя: худая, бледная, с тонкими чертами лица. Только в волосах проглядывала седина. Аль удивился, что даже она подвластна течению времени.
– Я еще ничего не сказал, – он старался придать тону спокойствия и был уверен, что получилось. Голос тек ровно: без грубости и нервозности, но гостья все же услышала, что нее хотели скрыть.
– Отлично, значит, я ошиблась, – она кивнула и снова вернулась к чтению.
– Я не злюсь, – не врал ни секунды, – я в ужасе, если быть честным.
– Это нормально, – по тону она будто отказывалась признавать, что говорила с мафиозным боссом, а не с соседом по парте.
– Играть помешанную вошло в привычку? – Романо плевался наглотавшимся шерстью котом. Полвека минуло с той поры, когда он списывал у нее на уроках английского, провожал до дома и дергал за косички, а Аль все еще видел в ней ту же девочку с серыми глазами.
– Кто-то сказал, что я нормальная? – она лишь расправила газетные листы и снова провалилась в мир, где сообщалось, что ее уже нет в живых. – Передай ему, что он – идиот, – нельзя сказать, что ее манеры шокировали, но по прошествии лет среди обычных людей, Шарлотте следовало приспособиться к общению, пусть то ее тяготило.