– Иди, иди, – ворчал вслед Вешкин. – Алкаш хренов. Аптека еще работает – успеешь.
Потом Вешкин выстроил просторную – метров пятьдесят квадратных – теплицу, установил в подвале дома котел, провел в теплицу трубы и занялся выгонкой тюльпанов к восьмому марта. Поселок заволновался. Теплички и парники были у многих – деревянный каркас, обтянутый пленкой, – но в них зрел продукт для себя – огурцы, помидоры, редиска, и возить эти крохи на рынок считалось пустой затеей – лучше перебраться на лето в сарай и сдать дом дачникам, это верная тысяча. А еще лучше – настроить втихаря сарайчиков и пустить эту площадь в оборот. Это дело! А тюльпаны на рынок возить – нет, это спекуляция. Нетрудовые доходы. Нам лишнего не надо – грядка с закусью есть, и порядок. А на магарыч мы с дачников получим… "Эти-то! – говорили про Володьку с Нюркой. – Такую домину имеют, и все им мало! Вот она – жадность. Говорят, мать им двадцать тысяч оставила – все цветами спекулировала, да они с Нюркой на тюльпанах и дачниках десять за сезон имеют. Детей нет, кому все это оставят?.."
– Пусть косятся. – Поскрипывал новым кожаным пальто Вешкин. – Когда мы по канавам валялись, все были довольны – хуже них кто-то есть, а теперь – "куркули". Ничего, у меня все по закону. И трехи до получки не сшибаю…
– Конечно, – шла рядом Нюра с новой сумочкой на руке. – Я вон вчера пошла в магазин и купила что хотела. Копейку, как раньше, считать не надо. Захотела куру – купила куру, увидела масло финское – взяла пять пачек, чтоб сто раз не ходить. А кто им мешает? На рынок им, видите ли, стыдно, не приучены. А что рынок? Там такие же люди, как все, только трудятся, а не водку пьют…
– Чужие деньги все считать умеют, – поглядывал по сторонам Вешкин. – Ты свои заработай.
Теперь Володька с ноября по май кочегарил на зимней базе отдыха, а к лету брал расчет. Нюра, вновь похорошевшая к своим сорока пяти, управлялась зимой с домашним хозяйством, а летом пропадала на огороде и рынке, который, к ее радости, неожиданно выстроили возле вокзала.
– Нельзя же, Анна Павловна, так себя не щадить, – однажды укорила Нюру пожилая дачница, недавно похоронившая мужа. – Ведь вы с утра до вечера на ногах. И Володя тоже. Я сейчас в магазин иду, купить вам молока?..
Вскоре она стала готовить Вешкиным еду, помогать Нюре по хозяйству и делала это неплохо, пользуясь в ответ правом жить на даче с ранней весны до поздней осени, оплачивая при этом лишь три летних месяца. Прямую плату, которую предложила ей Нюра, она отвергла. Евгения Устиновна – так звали дачницу – не брезговала присмотреть и за Володькой, когда он находился в плановом июльском штопоре.